Санин Евгений - Чудо - из чудес

Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…

Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…

Внизу после ужина с необычайно вкусным чаем, принесенным проводницей, и долгого разговора перешептывались Ваня с Викторией.

— Что ж ты сразу мне не сказал ничего про то, что у тебя такой друг и его родители? — доносилось до Стаса.

— А что бы это изменило? Стас — мой друг и этим все сказано.

— Ну, знаешь, друзья бывают разные. Например, друзья-собутыльники. Друзья-охотники… рыболовы… И, наконец, — достойные друзья!

— Да будет тебе! Завтра у нас непростой день.

— Помню, помню…

— Ты, главное, только, когда все начнется, не забудь, что ты за моей спиной — как за каменной стеной!

Услышав это, Стас улыбнулся.

Чудны̀е.

Как, наверное, и положено молодоженам.

Все так и заглядывались на них.

И когда они втроем стояли в коридоре, пока их попутчик переодевался.

И, прямо не отрывая глаз, проходя мимо купе.

Видная пара!

«Завидная!» — как, наверное, поправила бы его Лена.

Хотя…

Если положить руку на сердце, Стас не очень-то одобрял выбор друга.

Знал он таких девочек — генеральских и министерских дочек и по институту, и по университету.

Даже по магазину знал.

Когда они приносили сдавать фамильные драгоценности.

Встречались среди них и настоящие.

Скромные.

Чистые.

Только случайно узнавали про таких, что отец, оказывается — олигарх или известнейший в стране человек.

Но в основном…

Все разговоры — о мальчиках, высокой моде, океаническом отдыхе на коралловых островах, да о золоте-бриллиантах!

Вот и на Виктории сейчас, хоть и собралась в дорогу, колье с сережками не иначе как 18-го века.

С настоящими бриллиантами.

Стоимость — даже опытнейший антиквар, хозяин их магазина, вряд ли с первого взгляда сумел бы оценить с точностью до тысячи долларов.

Он даже, когда она пошла мыть руки, спросил у Вани:

— А где же твой пулемет или взвод солдат?

— Зачем? — не понял тот.

— Ну, чтобы охранять все это, — показал он на брошенные Викторией прямо на столик драгоценности.

— А это, по-твоему, для чего? — удивился Ваня, показывая сначала на Звезду Героя, что светилась на аккуратно повешенном им на плечиках кителе, а потом, для убедительности и свои огромные — все в багровых рубцах-шрамах — кулаки.

Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…

Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…

Потом вернулась Виктория.

Она стала расспрашивать Стаса о творческих планах, действительно ли он уже пишет свой исторический роман.

Он честно ответил, что да, хотел бы.

Но…

Однако его даже не слушали.

Викторию интересовало только:

— А сколько ему за него заплатят? Когда он выйдет книгой… Или по нему поставят культовый фильм… И какие премии положены за такие вещи? Правда, что даже Нобелевская?

Словом, судя по всему, она была одной из тех…

Хотя… хотя… в каждом правиле бывают исключения.

В том числе, и счастливые!

«Будем, надеяться, — решил Стас, — что в данном случае это именно так!»

К тому же, после того как Виктория напомнила ему о забытом вконец романе, он решил, что самое лучшее для него сейчас — это с головой углубиться в него.

Чтобы уйти от томительных мыслей, как там у них с Ленкой еще обернется.

И вскоре так отвлекся…

Что даже пожалел, что у него, и правда, нет мыслефона, чтобы записывать все это…

Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…

Глава четвертая

ГОРДИЕВЫ УЗЛЫ

1

Глава Совета взял Ахилла под локоть и повел в сторону…

Войдя в здание Совета, Ахилл сразу же направился к его главе. Он застал его в большой зале, где собрались самые влиятельные люди города. Все были чем-то сильно взволнованы и яростно спорили. На столе перед ними лежал развернутый лист пергамента с императорской печатью и готовый к отправлению ответ, скрепленный печатью Синопы.

— Почему сразу я? — во весь голос возмущался пожилой чиновник. — Я всего три месяца назад был в Риме!

— А я и того меньше! — кричал другой, совсем недавно ставший городским магистратом.

— А я — вообще болен!.. — поймав на себе вопросительный взгляд главы Совета, замахал перед собой руками третий.

Приход Ахилла прервал этот спор. Он вкратце объяснил Совету суть дела и попросил отпустить в Рим, для подачи прошения лично императору Нерону.

— В Рим?

— К императору?! — оживились за столом.

— Ахилл, тебя прислали к нам сами боги! — воскликнул глава Совета, и чиновники стали радостно переглядываться. — Ты даже не представляешь, как вовремя ты пришел! Конечно, мы разделяем твое горе, сочувствуем горячо любимому нами Лакону! И поможем тебе, но… и ты тоже должен выполнить поручение Совета!

— Я? Любое! — с готовностью согласился Ахилл.

— Прекрасно! — потер ладони глава Совета. — Тогда мы оплатим тебе дорогу, все дорожные издержки, и ты поедешь в Рим не просителем и даже не курьером, а — послом Синопы!

— Я? Послом?!

— Да, Ахилл! И передашь это приветственное послание нашему богоравному цезарю!

— Хорошо! С радостью! Но, насколько я помню, день рождения Нерона уже прошел! — вопросительно взглянул на него Ахилл. — Неужели он осчастливил Римский мир каким-нибудь новым великим событием?

— Видишь ли, дорогой Ахилл…

Глава Совета взял его под локоть и повел в сторону, говоря на ходу:

— События действительно произошли. И весьма значительные. Но… не совсем пока понятные для нас…

— В Риме что-то случилось? Произошла смена цезарей?! — побледнел обрадовавшийся было Ахилл.

— Нет-нет! Да не будет так! Дело в том, наш дорогой Ахилл, что… гм-мм… кх-х!.. — то и дело откашливаясь, принялся объяснять глава Совета. — Нам только что сообщили, что Агриппина, мать Нерона, пыталась организовать заговор!

— Что? — недоуменно переспросил Ахилл.

— Но, хвала богам, цезарь опередил ее!

— Хвала богам…

— Говорят, он усыпил ее бдительность и посадил на корабль, который был специально построен так, чтобы разрушиться прямо посреди моря! Корабль утонул, но Агриппине удалось вплавь добраться до берега! К счастью, цезарь сумел разыскать ее и казнить! Одним словом, в столице Римского мира произошли великие, кровавые события!

— Как ты сказал — великие?.. Кровавые?.. — приостановился от неожиданности Ахилл.

— Да, и что бы там на самом деле ни было, — повел его обратно к столу глава Совета, — мы получили послание, что Агриппина мертва, а цезарь — жив. Мнения в Риме, как на словах сообщил гонец, самые противоречивые, но у нас одно: поздравить императора со счастливым избавлением от смертельной опасности! Однако, что это с тобой, Ахилл? Ты вдруг так побледнел… Тебе плохо? Или ты… тоже решил отказаться?

— Нет… Я еду! — качнул головой, стряхивая с себя внезапное оцепенение, Ахилл. — Позволь только один вопрос… Когда вы узнали об этом?!