Экономцев Игорь - Обетованный остров

Размышляя о том, какую бы пользу могло получить государство, подчинив себе стихийную и необузданную силу любви, Диодор пришел к выводу о необходимости сооружения в порту Трезении храма Афродиты Демосии. Так назывались храмы богини земной, чувственной любви в отличие от святилищ Афродиты Урании — Афродиты Небесной, и там священные жрицы за определенную мзду дарили всем страждующим божественные ласки и утешение. Такой храм, например, издавна существовал в Коринфе, где три тысячи жриц доблестно трудились на склоне горы, на которой возвышается акрополь, принося великую славу и огромный доход этому городу. Даже друг Питфея афинский царь Эгей, оба брака которого оказались бесплодными, чтобы умилостивить богиню любви, соорудил храм Афродиты Демосии у самого входа на афинский акрополь.

Продумав свой проект до мельчайших деталей и со свойственной ему скрупулезностью сделав необходимые расчеты, Диодор явился на доклад к Питфею. Тот мрачно выслушал лименарха, пристально посмотрел на него, сплюнул и ничего не ответил.

Такая пренебрежительная реакция, обычно рассудительного и уравновешенного, Питфея обидела Диодора, разумное предложение которого отнюдь не заслуживало такой уничижительной оценки. Но эта реакция, недостойная правнука Зевса, обидела не только лименарха (на его обиды, в конце концов, можно было бы и не обратить внимание), она разгневала богиню Афродиту и, таким образом, явилась причиной бед, обрушившихся вскоре после этого на дом царя Питфея.

2. ВОРОТА В ЛАБИРИНТ

Не будем, однако, торопить событий. Нам предстоит пройти длительный путь. Суетливость и нетерпение в длительном странствии могут лишь преждевременно выбить из сил и привести к катастрофе. К тому же, мы с вами находимся в той эпохе, когда ритм жизни определялся естественным биологическим ритмом, когда люди имели время и возможность смотреть вокруг себя и, вглядываясь в звездное небо, размышлять о сущности человеческого бытия.

У нас с вами много, очень много времени. Мы можем расслабиться, остановиться и просто так, ни о чем не думая, постоять у берега моря, слушая, как плещутся волны. Мы можем погреться на октябрьском солнце: оно не пышет изнуряющим зноем, а излучает ласковое тепло, передающее душе успокоение и зрелую уравновешенность самой благодатной поры природы.

А не пройтись ли нам по лабиринту узких извилистых улочек порта, наугад, без всякой цели, отдаваясь неповторимому пьянящему чувству погружения в иной, незнакомый мир, в неизвестное, в тайну? Мы не будем заранее сковывать себя каким-либо определенным маршрутом. Все будет зависеть от нашего желания и каприза. Пусть в том, что мы сейчас повернули направо, а не налево, проявила себя какая-то неведомая нам закономерность или необходимость. Шаг уже сделан. Мгновения не вернешь. И все же, ощущение свободы остается. Оно переполняет и веселит нас.

Порт Трезении — ворота в таинственный лабиринт. Мы входим в этот лабиринт с любопытством, с предчувствием чего-то необыкновенного и сладостным весельем.

Удивительные вещи происходят, когда время, словно под прессом, сжимается в сотни и тысячи раз. Окружающий нас мир становится сразу хрупким и зыбким, пространство оживает, горы начинают двигаться и расти, земля сотрясается, как разъяренный бык, из ее пасти с грохотом извергается пламя, из морской пучины поднимаются острова, материки уходят под воду. И невольно возникает вопрос: можно ли построить в этом мире что-нибудь прочное и стабильное?

Жители той далекой эпохи, о которой идет у нас речь, не узнали бы теперь Трезении. Не потому что акрополь города превратился в груду развалин, которые в такой степени смешались с естественными известковыми глыбами, что без проводника и не найдешь их, а оказавшись на этом месте, не сразу догадаешься, что здесь когда-то кипела жизнь и серые камни — это все, что осталось от богатой и утонченной цивилизации. Три с половиной тысячи лет назад горы Адеры, на одном из склонов которых возвышался акрополь Трезена, были значительно ниже. То же самое можно сказать и о горных вершинах Метаны и Калаврии.

Горы и острова росли, но поднимался и уровень моря. Он сейчас почти на четыре метра выше, чем во времена Питфея. Ахейский Погон — порт Трезении — находится под водой. В ясную тихую погоду сквозь голубоватое стекло воды можно увидеть остатки древних строений.

Каким был этот Погон? Название порта означает «борода». И, действительно, он располагался на крохотном полуострове, острым клином врезающемся в залив. При определенной доле воображения можно представить, как выглядел древний Погон. Одноэтажные и двухэтажные дома из серого известняка. Глинобитных хижин и домов из саманных кирпичей здесь уже давно не строили. По милости бога морей Посейдона и покровительницы царского дома, искусной в ремесле, богини Афины государство процветало. Люди чувствовали себя уверенно и прочно обосновывались на благодатной земле Трезении.

Конечно, строительство каменного дома требовало значительных расходов и усилий. В горах за несколько десятков стадиев от побережья нужно было подобрать тяжеловесные каменные глыбы для фундамента и более мелкие бутовые камни для кладки стен. Их нередко приходилось обтесывать, чтобы плотнее подогнать друг к другу. Не менее сложно было перевести весь этот материал на мулах и ослах к месту строительства. Но усилия оправдывали себя. Дома получались добротными. Им не были страшны наводнения и ливни, ни умеренные землетрясения, ни испепеляющее солнце. С фасада они удивительным образом похожи на современные дома. Однако это только видимость. Ахейские дома — гораздо более сложные сооружения, включающие в себя многочисленные пристройки, амбары и подземные кладовые для хранения вина, оливкового масла, зерна и другого продовольствия. Они оснащены канализацией и водопроводом. Как и жители современной Греции, ахейцы строили свои дома с плоскими крышами — террасами, на которых сушили белье, отдыхали вечером и спали душными летними ночами.

Ахейские дома служили не только местом отдыха и ночлега. В них кипела хозяйственная жизнь: там ткали полотно, занимались кузнечным и гончарным ремеслом, столярничали, изготовляли драгоценные украшения и благовония. Недаром древние названия дома «войкос» и «домос» означают живое существо.

Таким же живым существом был ахейский город. Он не знает удушающей прямолинейности современных улиц. Этому препятствовал неровный характер местности, на которой возводились ахейские города, а главное — сам дух народа, создавшего эту удивительную цивилизацию. Дома возникали естественно и стихийно, повинуясь лишь собственной логике и индивидуальному произволу. Они сосредотачивались островами и создавали запутанный лабиринт улиц. И в то же время целое проявляло себя во всем и, прежде всего, в поразительной гармонии и каком-то сверхпорядке противоречивых элементов, из которых слагался город. Дух целого незримо присутствовал везде, и вместе с тем он был сосредоточен в одном определенном месте, которое было душой и центром города. В самом Трезене это был царский дворец со святилищем Афины, в Погоне — храм Посейдона. Однако реально дух города проявлял себя здесь лишь в особо важные моменты: во время религиозных праздников или принятия ответственных решений в связи с какими-либо исключительными обстоятельствами или событиями. Будучи подвижным и неуловимым, он повседневно присутствовал не здесь и даже не в самом городе, а вне его — он был там, где находились трезенийские корабли — главная сила и богатство государства.