Экономцев Игорь - Обетованный остров

По знаку Питфея на площадку вышел флейтист. Под однообразную и заунывную мелодию флейты четверо трезенийских юношей вывели на середину площади жертвенного быка. Явился дворцовый ювелир с листовым золотом и наковальней, молотом, клещами и другими необходимыми инструментами. Быстро и ловко он оковал золотом рога жертвенного животного.

На площади между тем был разложен костер. Явились жрецы в длинных и тяжелых одеждах, расшитых золотом и украшенных драгоценными камнями. Они принесли кувшины с ячменем, жертвенный двойной топор и, увитый цветами, круглый серебряный таз с водой. Питфей встал с кресла, вымыл руки в тазу, который поднесли ему жрецы, осыпал быка ячменем, вырвал шерсти с его головы и бросил ее в огонь. Затем, приложив левую руку к груди, а правую подняв кверху, он произнес благодарственную молитву богу Посейдону. После него тот же ритуал исполнил Эгей, а за ним и другие знатные присутствующие.

Один из юношей взял в руки жертвенный топор. Бык, словно почуяв недоброе, поднял голову и замычал. Двое других юношей ухватили его за рога, пытаясь пригнуть голову быка книзу. Неожиданно тот рванулся и в какой-то момент показалось, что он сейчас вырвется и, все сметая на своем пути, устремится на присутствующих. Дамы вскрикнули. Но в этот миг жертвенный топор, как молния, сверкнул в воздухе и глубоко вонзился в шею животного. Бык судорожно вздрогнул, покачнулся и рухнул наземь. Из зияющей раны хлынула черная кровь. К животному подошел жрец со священным сосудом — ротоном — в форме головы быка и наполнил его жертвенной кровью.

Питфей с Эгеем, их самые ближайшие приближенные, члены царской семьи и жрецы в торжественной процессии направились во дворец. Царь жестом пригласил Диодора присоединиться к шествию. Сердце начальника порта бешено заколотилось, и сладостная истома охватила его. О такой чести он не мог даже и мечтать. Приглашение царя означало, что начинается качественно новый этап в жизни Диодора. Сын простого ремесленника, тот, кто только год назад был обыкновенным служащим в порту, становился благородным сановником, приближенным царя. Диодор почувствовал устремленные на него завистливые взгляды. Ему показалось, что кто-то за его спиной произнес зловещим шепотом слово «выскочка». Но даже этот зловещий шепот был, как бальзам, для его сердца. Присоединившись к процессии, Диодор не шел, не шествовал, нет, не чувствуя под собой земли, он словно парил в воздухе, и приятная легкость опьяняла его.

Торжественная процессия миновала ряд помещений дворца и по лестнице спустилась в освященную тусклыми светильниками крипту с алтарем и деревянной статуей Посейдона. После очистительных омовений в священном бассейне участники церемонии совершили возлияние из ритона на алтаре великого бога, исполнили ритуальные гимны и молитвы, а затем причастились, испив из особых чаш вино, смешанное с жертвенною кровью. Жрецы осторожно подняли расписанный красками ксоан Посейдона, уложили его на священные носилки, украшенные цветами, и процессия в том же порядке покинула крипту, поднялась наверх и через растворенные двери дворца вышла на площадь.

Заиграла флейта. Все присутствующие встали и запели гимн Посейдону, приветствуя бога, который услышал их молитвы и явился к ним, чтобы принять участие в совместном пиршестве. Священные носилки с умащенной благовониями статуей бога были поставлены на специальном возвышении. Рядом заняли место жрецы.

Между тем слуги уже расставили перед хозяевами и гостями небольшие столики. Туша жертвенного животного была освежевана и разрублена на куски. По знаку Питфея юноши, совершившие заклание, подхватили на ухваты с пятью зубцами бедра быка, которые предназначались Посейдону, и бросили их в огонь. Питфей подошел к костру и оросил священное мясо вином.

Запах горящего мяса распространился вокруг, радуя великого бога Посейдона — покровителя Трезении. Теперь можно было нанизать на вертелы остальные куски жертвенного животного и, поджарив их на костре, приступить к долгожданному пиру.

Но пока мясо не было готово, а слуги еще не разнесли вино и закуски, между присутствующими начались оживленные беседы. Обсуждались события дня, строились догадки относительно цели приезда сюда Эгея, дамы, конечно, говорили о туалетах, делая комплименты собеседницам и критикуя тех, кто не мог их слышать, мужчины пытались найти объяснение неожиданного возвышения Диодора.

Начальник трезенийского порта, находившийся в состоянии эйфории, страстно жаждал доказать Питфею, что тот не напрасно удостоил его великой чести и выжидал удобного случая, чтобы сообщить царю добытые им важные сведения. Наконец, заметив, что Эгей занят разговором с подошедшей к нему Этрой, он приблизился к Питфею и, наклонившись к царю, шепотом произнес:

— Царь, я хотел бы в двух словах доложить тебе некоторые сведения о цели приезда сюда Эгея.

Питфей, не повернув к нему головы, сухо ответил:

— Сведения о моих друзьях меня не интересуют. Запомни это раз и навсегда.

Диодора словно обдали ушатом холодной воды. С высоты Олимпа его низвергли на землю. И хотя Диодор был уверен, что сведения о друзьях должны интересовать Питфея уже потому, что у сильных мира сего не может быть друзей и сегодняшний друг — это завтра самый заклятый враг, он не мог себе простить совершенной оплошности. «Я обязан был это предвидеть», — с горечью подумал он. Стремясь не показать, что он чем-то расстроен, поскольку его короткая беседа с царем не осталась незамеченной, Диодор неторопливо и величаво отправился на свое место.

На полпути лименарха остановил Тиест.

— Диодор, — любезно сказал он, — тебя можно поздравить?

— Благодарю, принц.

— Так с какой же целью приехал сюда Эгей? — неожиданно, без всякого перехода спросил Тиест.

И Диодор, находясь в шоковом состоянии после своего взлета и досадной неудачи, так же неожиданно рассказал ему все, что знал о поездке Эгея в Дельфы и ответе оракула.

— Болван! — доверительно сказал Диодору Тиест. — Если его интересует вопрос о том, как заиметь детей, лучше бы поехал не в Дельфы к девственной пифии, а ко мне — во всяком случае я дал бы ему более квалифицированный совет.

Тиест мерзко захихикал.

И тут Диодор почувствовал на себе острый взгляд Питфея. На душе у него сразу стало скверно-прескверно.

«Браво, Диодор! — подумал он. — Если дело так пойдет и дальше, будь уверен, к концу сегодняшнего дня ты сломаешь себе шею. В Погоне ты, конечно, великий человек, но царедворец из тебя никудышный!»

5. ТОЛКОВАНИЕ ОРАКУЛА

Они сидели в креслах друг против друга одни в мегароне дворца. Они молчали, не желая произносить пустых, ничего не значащих фраз, и в то же время не решаясь приступить к главному, ради чего и приехал сюда Эгей.