Веркин Эдуард - Облачный полк

– Нет… – корреспондент записал про грибы.

– Попросите у Лыкова, он варит. С луком.

Мы медленно шагали по лагерю, корреспондент смотрел по сторонам, Саныч рассказывал про то, как у нас тут все налажено.

– Вон, видите, сосна? Нет, не эта, это Ковалец за нами подглядывает, ну, тот, что под Гитлера причесывается, вы правее смотрите. Там в сосне дупло большое, мы в нем дохлую рысь нашли! Она туда залезла, а вылезти уже не смогла, она там так и лежит. Хотите посмотреть?

– Нет, я про то, как вы пришли в партизаны, если можно поподробнее.

Нет там никакой рыси дохлой, там и дупла-то нет.

– Так я и рассказываю. Мы жили в лесу, я мамке и говорю – чего это мы в землянках живем, а фрицы в нашем доме? Давай их подпалим, пусть попрыгают. А мама сказала, что не надо палить, как немцы уйдут, мы только полы с кирпичом помоем, да стены можжухой окурим. И вернемся себе спокойно. Ну, стали дальше в землянках сидеть. До нового года почти досидели, а потом я подумал, что мне надоело в корнях подгнивать, взял лопату и ушел.

– А лопату зачем? – удивился корреспондент.

– Топор мать не дала, а лопата ей ни к чему, сажать все равно нечего.

– А партизан как нашли?

Саныч хохотнул.

– А что их искать то? Тут у нас все просто, или партизан, или полицай. Полицаев я сразу узнаю, по смраду, а если не смердит – так значит и партизан. Вот это баня, под елкой. Баню, или поварню, надо всегда под елками ставить, чтобы дым рассеивался. Да лучше вообще все под елками, чтобы невидно. И на трубу еще из ведра противодым делать. У нас тут отличная баня. Баня для партизана – это самое главное, ее строят первым делом. Хотя нет, первым делом нужник. У нас очень интересный нужник, там у нас… Ну, сами увидите. Вон туда, под ели. А вон видите, это Щенников с топором идет, он часы смастерить может. Ну, и оружие чинит, правда… Под ели, Виктор, под ели, туда…

Саныч подхватил под руку корреспондента. Я тащился за ними. Все равно делать нечего, лучше автоматы таскать, чем наводить маскировку, или дрова пилить, да мало ли работы, Глебов всегда найдет?

Нужник у нас под елями, как и всё остальное. Загадка есть такая – зимой и летом – одним цветом, ответ – нужник.

– Загадку знаете? – спросил Саныч. – Зимой и летом одним цветом, а?

– Елка? – предположил корреспондент.

– Не, совсем не елка. Пойдемте, я покажу…

Они скрылись в туалете и почти сразу появились обратно.

– Это что там… то, что я подумал? – растерянно спросил корреспондент.

– Ага, – с удовольствием кивнул Саныч. – Они самые. У нас правило – каждый, кто фрица прибьет, срезает и сюда приколачивает. Как идея?

– Интересно. Я думаю, здесь есть над чем подумать. Для карикатуры, или для фельетона… Наверное, фельетон лучше подходит.

– Да, фельетон – это здорово! – подтвердил Саныч. – Я всегда в газете любил читать, про расхитителей разных, про бюрократов… Вы вот напишите фельетон про партизанские нужники! Это ведь не только у нас, я и в других отрядах такое видел. Где портрет приколочен, где надписи разные, некоторые, между прочим, в стихах. Это тоже вроде как партизанская традиция – чтобы пообиднее над фрицем посмеяться….

Виктор записал в альбом. Не напишет ведь, ну, про нужники. Про баню напишет, про нужники нет, ни разу в газете ничего похожего не читал.

– Это Юсупов идет – он в оркестре раньше играл, свадьбы, похороны, если не врет, конечно. А теперь он вроде как запасной снайпер – потому что руки у него тонкие, ну, и на балалайке шпарит, ну, знаете, мимо тещиного дома и всяко другое, не буду пересказывать.

Юсупов поглядел на нас мрачно, не верю я, что он из оркестра, он дворник явный, с такой харей только дворничать, водку жрать, да в свисток дуть.

– А вон там у нас землянки. Видите?

Саныч указал пальцем.

– Нет… – помотал головой газетчик.

– В этом все и дело. Землянки не потому, что они в земле, а потому, что земля поверху укладывается. И дерн. А потом трава разрастается, и ничего невидно. Хоть залетайся, сверху ничего не найдешь. Я сам пять землянок выкопал. Пять!

Саныч потряс пятерней.

– Пойдемте, посмотрим. Вообще-то, по правилам землянку должен каждый себе копать сам – чтобы потом не жаловаться, что холодно, или вода подтекает, или клопы. Но поскольку у нас есть женщины, а также люди, у которых… ну, просто руки растут из необязательных мест, так вот, поскольку такие люди есть, землянки пришлось строить нам. Давайте заглянем…

Мы шагали вдоль землянок, Саныч глубокомысленно хмыкал, постукивал прутом по ботинку и вообще имел вполне хозяйский вид.

– Давайте заглянем… – Саныч остановился. – Сюда. Вот здесь живет обычный советский партизан, я думаю, он не будет против, если мы посмотрим.

Саныч подмигнул мне, и стал сходить по ступеням, корреспондент за ним, как-то, впрочем, не очень уверенно, не особенно ему хотелось.

Землянка… Я не очень хорошо знал, кто в какой землянке живет, но эта показалась мне знакомой. Мне совсем не хотелось лезть внутрь, я остался, а Саныч с Виктором спустились. Запах какой-то, знакомый вроде…

Хорошо, что завтра к самолету идем. Долго в лагере тяжело находиться, страшно становится, хочется бежать. Или дурь вякая в голову лезет. Самолет как раз подвернулся. Конечно, грязь в лесу, сырость, да ладно, пусть, все лучше, чем сиднем сидеть.

Показался Виктор, Саныч за ним.

– Извините, я, видимо, что-то перепутал, – оправдывался Саныч с хитрыми глазами. – Я прекрасно помню, раньше здесь жил настоящий партизан. А сейчас, кажется, сюда вселилась, молодая партизанка…

Ковалец. Возник рядом.

– Ковалец, ты не знаешь, что за девушка тут живет? – поинтересовался Саныч. – Я вроде всех наших баб знаю…

Ковалец кинулся в землянку, задел Саныча плечом.

– Партизан без шутки не живет, – улыбнулся Саныч. – А этот боец просто очень нервный, измучен недугами, у него мозоли всякие, геморрой опять же. Думаем его в госпиталь определять. Ладно, Виктор, пойдемте дальше наше хозяйство смотреть. Правда, смотреть особо нечего, у нас отряд небольшой, ни типографии, ни радио. Но зато сплоченный. Вон видите, это Спасокукоцкий…

Лагерь у нас на самом деле не очень большой. Меньше футбольного поля, тесно, зато свой родник. И клюква вокруг по болотам, после заморозков сладкая, можно корзину съесть.

– Там у нас Геринг, – махнул Саныч в сторону зарослей. – Ненастоящий, конечно, лошадь фашистская. То есть теперь она уже наша, а раньше немецкая была, злая собака, кусалась, лягалась. Сейчас ничего уже, мы на ней дрова возим. Вот и все, собственно, больше и показать нечего.

– Нечего?

– Не-а. А вы у Глебова в бой попроситесь!

– Как?

– В рейд! По тылам! Вам понравится. Только я не знаю, когда, вы у Глебова спросите, он, может, и скажет.