Мэрилин Мюррей - Узник иной войны

Тогда я впервые позволила себе заново пережить нападение во время занятий группы. Члены группы, расположившиеся на подушках, на полу, были поражены силой моего переживания.

Они выразили свое участие, констатируя, сколь мизерными показались им собственные проблемы в сравнении с тем, через что довелось пройти мне.

Мой Плачущий обиженный ребенок обвел присутствующих взглядом, придя в смятение от мысли, что эти страдающие люди, судя по всему, преуменьшают свою боль. «Пожалуйста, не сравнивайте свою боль с моей. Каждому из вас были нанесены раны, оставившие глубокие рубцы. Травмы могут быть разными, но каждый человек переживает свою собственную боль, и для него она – самая сильная».

По пути к Бабетт в тот вечер я осознала, что хотя нападение и было ужасным происшествием в моей жизни и его переживание представляло собой одну из самых болезненных вещей, которые когда-либо со мной происходили, я нашла причины, чтобы выжить и жить дальше. Я шла в темноте и думала о том, как это похоже на боль, связанную с Тоддом, которую я переживаю теперь. Я запрокинула голову, пытаясь разглядеть бледные звезды на небе. Какая же непроглядная темень сейчас в моей жизни. Наступит ли когда-нибудь рассвет?

Дома все оставалось по-прежнему. Возвращаясь из Берлингема, я знала, что ничего не переменится, и все же втайне надеялась на это. Но стоило моим «детям» вернуться в Аризону, как началось землетрясение. Зияющие пропасти разверзались, чтобы поглотить меня. Мне казалось, что моих детей похоронят заживо.

На этот раз я оказалась погребена под горами бухгалтерских книг. От безумных головных болей раскалывался череп. Боли в груди убивали меня. Однажды я вновь рухнула на пол в кабинете. Я уперла кулак себе в грудь, пытаясь уменьшить боль, чтобы вдохнуть. Мой плачущий обиженный ребенок бился об пол и кричал: «Боже, почему Ты позволяешь этому случиться со мной вновь? Это несправедливо!»

Умом я понимала, что справедливость тут ни при чем. Бог никогда не обещал, что все будет прекрасно. Он никогда не обещал жизнь без боли. Но несмотря на это я по-прежнему все просила, просила и просила избавления от боли.

Врачи, как и прежде, не обнаружили, что являлось причиной моей боли. Результаты всех анализов были нормальными. Кардиолог взглянул сквозь очки на мою кардиограмму. «Миссис Мюрей, что в настоящее время вызывает у вас стресс?»

Я принялась загибать пальцы, перечисляя главные причины.

Врач покачал головой. «Если вы существенно не измените ситуацию, то будете продолжать испытывать сильную боль, и, возможно, столкнетесь с новыми проблемами».

Я ушла из кабинета, довольная тем, что анализы ничего не обнаружили, но озабоченная стрессом, над которым была не властна.

В то время как мой организм вернулся к физическому состоянию, которое было до терапии, моя душа начала расти и расцветать. Мои «дети» решительно не собирались оставаться погребенными под обломками окружавшего меня хаоса. Мой Чувствующий взрослый пробился к ним и начал вытаскивать их из-под завалов. Пришла пора принять несколько здравых решений.

Я вновь появилась у доктора Крайсела. Я не была у него с тех пор, как мы с Тоддом несколько месяцев назад прекратили нашу терапию. После семи месяцев в Берлингеме я отдавала себе отчет в том, что физическая боль напрямую связана с моей эмоциональной болью. Я рассчитывала, что консультация у доктора Крайсела поможет мне выяснить, какие эмоциональные проблемы сказываются на моем физическом состоянии.

От доктора Крайсела не укрылась боль, отразившаяся на моем лице. Он наклонился ко мне и произнес: «Мэрилин. Неужели вы ни во что не цените свою жизнь? Табличка на мой двери говорит, что я семейный консультант. Мое дело – спасать браки. Но куда важнее для меня спасение жизней. Вам с Тоддом совершенно необходимо вновь прийти на консультацию, чтобы остаться в живых. Если вам с Тоддом представляется неудобным встречаться со мной – это нормально, я подберу вам другого консультанта прямо сейчас».

По дороге домой я навестила нашего с Тоддом старого друга. Он пригласил меня к себе в кабинет. Я спросила у него, не мог бы он поговорить с Тоддом вместо меня.

Я сказала: «возможно, тебе удастся убедить Тодда, что если мы не прибегнем к помощи консультанта, мне придется уйти, чтобы выжить».

Наш друг откликнулся: «Я поговорю с ним. У меня даже есть знакомый, которого я могу порекомендовать. Мы вместе работали. Он замечательный семейный консультант».

Несколько дней спустя Тодд обратился ко мне с предложением начать консультирование у терапевта, с которым он собирался встретиться.

Неужели, неужели мне не придется двигаться к моему новому рубежу в полном одиночестве! Это известие вернуло к жизни мои надежды. Оно не избавило меня от стресса, но на мгновение облегчило его. Надежда и поддержка.

Грохот землетрясения на время умолк.

11. болота и бикини.

Мне не сиделось на месте. «Что мне делать, Пит? Мне не к кому направлять этих страдающих людей, кроме как к тебе». Я беспокойно шагала по комнате. «и что именно происходило со мной? Что за «разделение на части?» Я хочу понять и осмыслить все это».

Доктор Дэнилчак взглянул на меня с понимающей улыбкой и произнес: «Ты не думала о том, чтобы вновь взяться за учебу?»

«Что?»

«Займись своим образованием. Почему бы тебе не заняться психологией?»

При мысли об учебе мне тотчас представилась орава молодых людей, которые годами слоняются из одной аудитории в другую. Я покачала головой. «Это не для меня».

Доктор Дэнилчак улыбнулся. «В этом смысле, конечно, нет. Но ведь существуют колледжи с государственными лицензиями, которые могут зачесть твою прежнюю учебу. Выясни, что есть поблизости, и посмотри, что тебе подходит».

Я обнаружила Оттавский университет в Фениксе. По иронии судьбы университетский городок располагался в Канзасе.

Я отправилась на первое собеседование, готовая к разочарованию, однако встреча превзошла все мои ожидания. Со мной обращались, как со взрослым человеком, поняли, что именно мне нужно, и знали, как мне помочь. Первым делом мне предложили пройти подготовительный курс из восьми занятий по одному вечеру в неделю.

На первом занятии я оглядывалась вокруг, с тревогой понимая, что впервые после терапии мне придется постоянно общаться с незнакомыми людьми. Сознавая свою ранимость, я сомневалась, удастся ли мне удержать равновесие между настоящим и прошлым.

Взяв себя в руки, я села на единственное свободное место возле чернокожего джентльмена лет примерно пятидесяти пяти. Выяснилось, что во время Второй мировой войны он находился в тренировочном лагере, который базировался на Среднем западе. Я тут же вспомнила о нападении, но запретила себе думать об этом и постаралась получше узнать этого человека. Он оказался внимательным и вежливым. Я порадовалась тому, что мое выздоровление достигло той стадии, когда я смогла подружиться с незнакомцем.