Мэрилин Мюррей - Узник иной войны

Он тяжело опустился на стул. Я положила руки ему на плечи. Слезы наполнили его недоверчивые глаза. «О, Мэрилин, в тебе я только что увидел всех моих жертв». Его вновь затрясло. «Я и представить себе не мог, что кто-то из них захочет ко мне прикоснуться. И уж тем более, что они не будут держать на меня зла».

Я всмотрелась в темнокожее лицо. Я прошептала: «Уильям, все твои жертвы были белыми?»

Его ответ прозвучал еле слышно: «Да».

Взяв его за руку, я, поколебавшись, продолжила: «Уильям, сейчас я скажу тебе кое-что, о чем ни разу не упоминала в этой тюрьме прежде: изнасиловавшие меня люди были черными».

Наши глаза встретились, и я спокойно произнесла: «Уильям, посмотри на меня. Я - все твои жертвы. Я прощаю тебя за них. И глядя на тебя, я вижу всех моих истязателей».

Я запнулась, собираясь произнести нелегкие для меня слова. «Сегодня… я прощаю и их тоже». Целительная сила этого момента проникла сквозь стены старого железного трейлера и полетела над пыльными полями, над забором с колючей проволокой, донося слова прощения далеко за пределами физических оболочек, в которые мы были заключены. Это была весть прощения и свободы для Уильяма и для меня.

В тот вечер, бродя по пыльным улицам маленького пустынного Флоренса, я заглянула в мексиканский ресторанчик. Заказав еду, я стала прокручивать в голове события прошедшего дня. Я тыкала вилкой в пережаренные бобы, отмечая про себя, что не все преступники в тюрьме подобны Уильяму. Даже в СОТП было несколько провалов. Я падала духом, сталкиваясь с мужчинами, которые отказывались от твердого намерения меняться, покидали программу, снова употребляли наркотики, ввязывались в драки или совершали иные нарушения, за которые их «заворачивали» или отправляли назад за решетку. Но если говорить о тех, кто действительно старался, упорно работал и оставался чистым, - что я ощутил бы, если бы кто-то из них вновь совершил престу п ление?

Я не переставала думать об этом, возвращаясь в свой ставший уже привычным номер в мотеле. Из бара за углом доносились звуки электрогитар, наполняя эхом улицу.

Я свернула за угол и в навалившейся вдруг темноте шарахалась от изгородей и деревьев, стараясь держаться середины улицы. Нахальные молодые «мачо», включив на полную модность музыку в своих пикапах, гоняли из бара в бар. Винтовки висели на подставках у них за головой.

Скверные мысли мелькнули в моей голове – мысли, которые нагоняли страх. Я думала о своей подруге из Сан- Франциско, которая недавно позвонила мне вся в слезах и рассказала, что ее только что ограбили и зверски изнасиловали. Мой гнев по отношению к ее истязателям был чудовищным. Я воспользовалась этим случаем для подготовки нескольких занятий с участниками тюремных групп. Мне было необходимо сохранять равновесие между моим участием к ним – и тем безжалостным обстоятельством, что все они способны вновь совершить преступление. Я пришла в тюрьму не для того, чтобы нянчить заключенных. Я пришла не для того, чтобы утирать им сопли и оправдывать их поступки. Я хотела, чтобы эта страшная цепочка насилия где-то оборвалась. Я набралась смелости затронуть те проблемы, обсуждать которые, как я знала, им будет тягостно и неприятно.

На следующее утро я стояла перед ними с мрачной улыбкой. «Меня преследует мысль о том, что кто-то из вас, прошедших программу, может совершить преступление. Я не хочу, чтобы вы когда бы то ни было успокоились, удовлетворились своими изменениями и ростом, стали самодовольными и забыли о возможности того, что и вы можете пополнить статистику рецидивов».

Я начала описывать улицы города, расположенного всего в нескольких сотнях ярдов от дверей трейлера. Я рассказала о своей прогулке предыдущим вечером, честно поведала о том, как тревожно мне было очутиться там одной.

«Я хочу, чтобы вы включили воображение и представили себе одну ситуацию, наблюдая при этом за своей реакцией. Предположим, что один из тех парней, шатавшихся по барам прошлой ночью, вывез меня в пустыню и жестоко изнасиловал…»

мужчины почувствовали себя задетыми и стали беспокойно шевелиться. Их мускулы напряглись, челюсти сжались.

«Теперь представьте, что этот молодой человек был арестован и отправлен как раз сюда, в тюрьму штата Аризона во Флоренсе. И вот однажды он приходит сюда, в этот трейлер и просит принять его в СОТП. Что вы сделали бы с ним?»

«Он не дожил бы до утра!»

Кровь прилила к их лицам, враждебность наполнила комнату. Но вдруг, почти одновременно, их плечи поникли и глаза опустились, когда до них дошло, к чему я клоню.

«Похоже, он ничем от нас не отличается. Он тоже заслуживает шанса измениться с помощью программы».

Я продолжала. «Вообразите себе снова ту же сцену. Только на этот раз изнасиловавший меня мужчина – это человек, который провел два года в этом трейлере, пришел в СОТР и досрочно освободился. Его поймали, отправили обратно во Флоренс, и он хочет пройти программу заново. Что вы сделали бы с ним?»

Ярость была еще сильнее, чем в первый раз.

«Я бы с радостью его убил!»

«Он заслуживает смерти!»

я посмотрела каждому из них прямо в глаза: «Почему вы отнеслись к нему более сурово, чем к первому?»

несколько человек категорично заявили: «Да потому что он знал, что делает!»

вдруг на их лицах появилось выражение, будто они пропустили удар ниже пояса. Все мужчины поморщились, когда один из них воскликнул: «Здорово же вы подставили нас с этим вопросом!»

«Я еще не закончила. Почему для вас важно, что изнасилована была именно я? Я выбрала себя в качестве жертвы, поскольку каждый из вас общался со мной приблизительно одинаковый период времени, а одних и тех же обстоятельствах. Но я могла бы сказать, что этой жертвой была жена, дочь, сестра или ребенок, которые просто проходили мимо почему для вас так важно, кто именно это был?»

«Да, конечно, мы должны злиться, когда обижают любого невиновного человека, а не только тех, кого мы любим».

Я обвела присутствующих взглядом. «Мы уже говорили о том, как безжалостны вы были к себе, когда признавались в своих прошлых преступлениях. Я призывала вас быть помягче. Но есть одна вещь, которую вы совсем не горите желанием обсуждать. Это повторное преступление.

Я в самом деле беспокоюсь о каждом из вас. Простите, что приходится быть с вами такой жестокой, но я вовсе не хочу увидеть вас здесь снова после того, как вы, наконец, обретете свободу. Вы слишком долго работали для этого».

Мужчины кивали. Я затронула опасения, которые они все испытывали. Им хотелось верить, что они никогда больше не нарушат закон. Но они отдавали себе отчет в своей слабости. Они знали данные статистики. Всем им было мучительно думать об этом, и тем не менее они оценили сказанные мною слова, несмотря на свою боль.