Мэрилин Мюррей - Узник иной войны

19

Реальный мир, реальная война

Я осваивала рубежи своей жизни подобно первопроходцам Дикого Запада в 19-ом веке. Это было порой увлекательные, порой исполненные опасностей путешествие. В нем было немало объездов, а порой и тупиков. Иногда я чувствовала себя потерянной и испуганной. Одинокие ночи нередко казались бесконечными и после них наставало утро – утро, исполненное свободы.

Свобода от обезболивающих препаратов, свобода от физической боли, по крайней мере, сейчас.

Свобода чувствовать, сознавая, что эта свобода может нести с собой эмоциональную боль – боль, которая реальна, боль, которая дает мне знать, что я еще жива, свобода знать, что я могу и должна уделять внимание своим эмоциональным ранам.

Свобода быть собой, быть сложной личностью, состоящей из нескольких существ, и полностью сознавать и ценить каждую свою часть: моего Контролирующего ребенка, моего Плачущего Обиженного ребенка, моего Естественного ребенка и моего Чувствующего взрослого.

Продолжая свой путь по холмам жизни, я оглядываюсь вокруг и вижу, что я не одна. На соседних горных вершинах – мои друзья: доктор Эрл, в прошлом президент Американской Ассоциации супружеской и семейной терапии; доктор Питер Дэнилчак и его жена Линетт, занимающаяся терапией с взрослыми жертвами насилия в «Центре терапии возрождения»; доктор Сэнди Мэйзен, продолжающий терапию с вышедшими на свободу преступниками и их семьями; Хайза Джо Хоук и Терон Уэлди, возглавляющие Программу штата Канзас для людей, совершивших преступление на сексуальной почве; доктор Эрлис Норкросс, специалист по лечению взрослых и детей, переживших насилие; Беверли Джеймс, всемирно известный автор и ведущий семинаров по насилию, пережитому в детстве, Рич Булер, популярный телеведущий и автор, который много сделал для работы по выявлению скрытой детской травмы; доктор и миссис Хэнк Джаретто, основатели «Объединенных родителей» - союза членов семей, в которых были случаи инцеста; мои собратья – члены «Помощи детям в США», одной из превосходнейших организаций, работающих в сфере предупреждения насилия в отношении детей, их лечению и научных исследований. Я берегу память о Вирджинии Сатир, пионере в области семейной терапии, которая оказала мне честь дружбой и возможностью сотрудничества.

Я вижу и много других. Людей, чьи книги я прочла, чьи записи слушала, в чьих семинарах участвовала. Людей, которых я молча, а иногда и вслух, одобряла. Мы не одни в этой войне. Некоторые стоят на вершинах холмов, но тысячи сражаются в окопах. Терапевты, работники образования, родители – люди, которые заботятся о раненых детях, люди, которые столь же важные и нужные, как и те, что у всех на виду.

И почти каждый из нас – раненый солдат. Ни один из нас не является тем Естественным ребенком, которым он сотворен быть. В каждом из нас в той или иной степени есть Плачущий обиженный ребенок. Боль ребенка вовсе не связана с сексуальным или физическим насилием. Эмоциональное насилие или отсутствие любви могут быть столь же разрушительными. Страшно признаться, что твой Плачущий обиженный ребенок существует, страшно признать его боль, но это необходимо сделать, если вы хотите стать целостным, здоровым, полностью жизнеспособным Чувствующим взрослым.

Изменения начинаются, когда вы учитесь быть близким другом всем своим частям, которые есть внутри вас, - когда вы высвобождаете Плачущего обиженного ребенка и учитесь быть ему родителем: когда вы заново обретаете вашего очаровательного Естественного ребенка: когда вы осознаете, каким образом ваш Контролирующий ребенок скрывал отвас двух других ваших детей, не давая им проявить себя, возможно уже долгие годы.

Движение к цельности происходит постепенно, шаг за шагом. Ваш путь наверняка будет иным, нежели мой. Я не считаю, что интенсивная терапия, которую я прошла, необходима каждому. Отыщите то, что будет правильным для вас.

Не колеблясь, обращайтесь за помощью на вашем пути к исцелению. Есть множество квалифицированных терапевтов, которые проявляют глубокое участие к страдающим людям. Все больше и больше профессионалов получают специализированную подготовку для работы с насилием. Кризисные центры, приюты и телефоны доверия есть в каждом мегаполисе и многих городах. Группы поддержки и 12-ти шаговые программы можно обнаружить повсюду, даже в самых консервативных церквях. Надежды на исцеление сейчас больше, чем когда-либо прежде.

Для многих из вас путь к выздоровлению может быть и духовным путем. Возможно, вам, как и мне, потребуется время, чтобы проработать ваш гнев и постепенно начать выстраивать заново ваше доверие к Богу. Это невозможно сделать в одиночку. На моем жизненном пути Бог послал мне великое множество людей, чтобы они были сосудами, через которые Он являет мне Свою любовь. Ваш путь может увести вас далеко от ваших собственных детских границ, но возможно, вы останетесь в их рамках и будете изменять их изнутри.

Каждый ли может изменится? В этом я не сомневаюсь. Я – не наивная идеалистка. Свои чувства я уравновешиваю реальностью, и знаю, что в жизни некоторых людей перемены так никогда и не настанут. Некоторые будут упорно придерживаться деструктивных моделей поведения. Даже имея возможность измениться, не каждый захочет хранить верность этому намерению, тратить силы и время, разрешить себе чувствовать бессилие т боль. Иногда боль не так тяжела, как страх признать ее источник.

Узнавание своего Плачущего обиженного ребенка – это задача на всю жизнь. Я поняла, что мне необходимо принять моего Обиженного ребенка как постоянную часть самой себя – точно так же, как если бы мне ампутировали ногу, мне нужно было бы принять необходимость пользоваться протезом. Я знала бы, что мне следует быть осторожной, спускаясь по лестнице или сходя с тротуара, или проявлять внимание, обходя торчащий из мостовой камень.

Подобным образом сейчас я полностью осознаю, что именно может выбить почву из под ног у моего Плачущего обиженного Ребенка. Он неизменно реагирует на крик испуганного ребенка. Не раз мне приходилось поспешно покидать магазин из-за отбившегося от родителей малыша. Я не стану стоять рядом и испытывать свою выдержку. Я просто уйду.

Когда умер мой отец, чувство «оставленности» застало меня врасплох. В больнице, когда я прощалась с ним навсегда, и затем тремя днями позже, на похоронах, я пережила чрезвычайно болезненную самопроизвольную регрессию. Реакция была настолько ужасной, неистовой, что я оказалась «сброшенной» со своего « утеса» и вновь пережила нападение. Я ощущала себя растерянной и уязвимой. Вероятно, люди, которые видели меня в эти моменты, решили, что я подавлена скорбью о своем отце; быть может, у некоторых вызвала презрение моя неспособность быть «сильной» и держать эмоции под контролем.