Аль Странс - Встреча

— В этом он весь! — с горечью воскликнула Анна Львовна.

— А у кого-то оно есть? Или может быть? — спросил Генрих Львович.

— Тоже мне адвокат! — фыркнул за его спиной Артур Львович.

— Может быть. Ищите. В течении месяца я буду ждать оригинала завещания. В противном случае я все разделю по закону о наследстве между вами, его прямыми наследниками.

Все поднялись.

6

Следователь с каким-то особым чувством собственного достоинства, как подумалось Артуру, поставил тяжелый стул напротив и сел, положив ногу на ногу, откровенно изучая его лицо. Выглядел же он маленьким щупленьким человеком, который, казалось, искал любую работу, где было б хоть чуток власти, дабы преодолеть внутреннюю, да, пожалуй, и внешнюю, ущербность и доказать всем вокруг собственную значимость. Возраста был, пожалуй, даже младше Артура, или того же возраста, то есть около тридцати. Серый пиджак, под ним коричневый свитер не в тон, черные брюки и коричневые кожаные башмаки с красной и зеленой полосками. Тщательно зачесанные назад светлые волосы и колкий, холодный взгляд серых маленьких глаз на рябоватом лице отталкивал от него допрашиваемого, впрочем, как и любого обычного гражданина, столкнувшегося с ним при любом случае.

—Позвольте представиться, следователь Андрей Исаакович Мартынов!

Брови Артура Львовича подлетели вверх, и он недоуменно поглядел на следователя. Тот довольный вызванным эффектом, хохотнул.

— Да шучу, шучу! Откуда мне Исааковичем-то быть?! В роду одни восточные славяне да монголо-татары… — он усмехнулся, но как-то не весело,— Степанов сын я, значит, зовите Андрей Степанычем. Курите?

— Нет. Спасибо.

— Вы уехали в Америку в девятнадцать и прожили там около десяти лет, не так?

— Одиннадцать.

— Вы приезжали навестить отца?

— Один раз. Через три года, когда устроился там.

— Отец вам помог устроиться, не правда ли?

— Он дал рекомендательные письма, главным образом для официального устройства на работу в фирме и получения грин кард, ну, разрешения на работу в США.

— Я знаю, что такое грин кард, — следователь усмехнулся и закурил сигарету.

Потом встал, сделал несколько шагов по комнате.

— Красивый дом, солидный… А скажите, Артур Львович, кто вас встретил в аэропорту Пулково, когда вы прилетели?

— Никто.

— Вы прилетели рано утром, верно? А прибыли к дому отца, по свидетельству Генриха Львовича только вечером. Где-то в семь вечера.

— Я гулял по городу… В конце концов … я вернулся в мой город…

— Знакомый до слёз, //До прожилок, до детских припухлых желёз.// Мда, Мандельштам… Любите Осипа?

— Вы с ним лично знакомы, что так фамильярны?…

— О, это мне уже больше нравится! — следователь хохотнул и уселся снова на стул напротив Артура, кажется весьма довольный собой, — Вы говорите, говорите, молодой человек! А то всё так невнятно, односложно, без эмоций. А душа то человеческая она вся одна огромная эмоция и есть, а если человек, чего срывает, то душа его выдает! Ведь так, Артур Львович? Прав я, как, по-вашему?

— Вы не могли бы, не отвлекаться от темы. Вы меня допрашиваете без моего адвоката.. . Я, конечно, сам согласился, но я полагал вы зададите формальные вопросы и отпустите меня, как и обещали, а вы пускаетесь в философию…

— Никакой философии, уважаемый Артур Львович! Одна психология. Вот и вы ведь обещали мне отвечать на вопросы, а по сути, не отвечаете, а тянете время. Я могу вас сейчас, на месте арестовать, отправить в тюрьму, знаете, в Большой дом, и там с вами поговорить иначе…

— Вы что, меня запугать хотите? — побледнев, произнес Артур.

— Что вы! Что вы! Но согласитесь, вы ведь ровно ничего не знаете о казематах Большого дома, а я знаю,— он приблизил свое рябое простоватое лицо к утонченному белому лицу подследственного,— бывал там и не раз.

Он откинулся на спинку стула и холодно посмотрел на скрюченную фигуру Артура, выглядевшего действительно запуганным и слабым. Следователь, кажется, уже торжествовал в душе быструю победу, но вдруг застывшее и серьёзное лицо Артура преобразилось в мгновение, и на нем появилась почти наглая, по крайней мере, саркастическая улыбка.

— А после вас, значит, явится другой следователь, и будет со мной говорить по-доброму, так?

— Ваша ирония неуместна.

— Я остаюсь здесь ждать своего адвоката, — резко объявил Артур и скрестил руки на груди.

Надо отметить, что Артур, хотя и родился на севере, но не обладал характером нордическим твердым, как известный советский разведчик Штирлиц, герой телесериала, а его характер, скорее, можно было охарактеризовать, как нордический хлюпкий! Как все ленинградские дети, он часто болел и, несмотря на рыбий жир, который с отвращением пил регулярно, рос слабым, болезненным и боязливым мальчиком.

7

Чтобы не усыпить читателя однообразным повествованием о расследовании причин смерти Льва Давидовича и поисками завещания мы будем параллельно вести рассказ о жизни господина Фридланда старшего при жизни до его странного и даже таинственного ухода из неё.

Лев Давидович порою, при всей прагматичности своего ума, уходил в реминисценции и, словно влюбленный молодой человек весь в поэтических мыслях прогуливается в Летнем саду, среди кленов, римских статуй и прудов с белыми лебедями, так и он углублялся в свои воспоминания. Он любил прогуливаться в своем прошлом, припоминая мелкие детали, звуки, запахи, слова. Он любил эти прогулки в одиночестве, легким шагом преодолевая расстояния в годы, вплоть до детского сада на улице П. у Малой Невы.

Но только в свои шестьдесят семь он, казалось ему, постиг истину, что настоящий мужчина уже тот, кто ещё может желать. Впрочем, уверенности в правильности открытой истины у него не было, и ставить даже рубль на спор за это его умозаключение он бы не стал.

Однако юная дева, делившая с ним некоторым образом время в последние годы, не искала философского камня и была просто сама собой. И в этом заключалась её блаженная юная прелесть. Она не могла, да и не желала понять, что чувствует пожилой мужчина в её присутствии в этой её вольной, воздушно-эфемерной интерпретации одежды. Нечто легкое, полупрозрачное накинутое на юное тело, проглядывающее и просвечивающее сквозь, и благодаря, этому как будто платью.

«Ах, не надо юностью/ Любоваться — старости!,— вспомнил он строчки Марины Цветаевой, — и все же… Если ангелы существуют, то несомненно она создана по образу и подобию… О, да! Но ведь беда именно в том, именно!.. что эти непорочные бесплотные создания прямо, прямехонько и толкают тебя к пороку… ко греху, ибо пробуждают даже твою усталую почти заснувшую вялую плоть!»

8

Вечером другого дня после допросов Анна Львовна просила братьев остаться для личного разговора. Выбрали кабинет отца. Сели. Молчание длилось неприятно долго.