Альберт Лиханов - Встречи

В сентябре 1976 года, незадолго до смерти, Аркадий Александрович Филев завершил работу над последним своим произведением — автобиографической повестью «Горизонты». Первая ее часть, под названием «Купава», была издана в 1975 году. Вторую часть — «Великий Устюг», главу из которой мы публикуем, писатель посвятил поре своей комсомольской юности — тридцатым годам, учебе в Великоустюгском педтехникуме.

Весна в тот год была дружная. Река Сухона, подступавшая к городу с западной стороны, набросала на левый берег копры льда, а наша Юг-река подперла Сухону с южной стороны, и полая вода нежданно-негаданно подступила к Земляному мосту. Земляной мост — середина города, он разделял его на две части. Старожилы рассказывали, что как-то была большая вода, по улицам плавали на лодках. Но в тот год дело до лодок не дошло. Северная Двина сломала свой ледяной панцирь и, вобрав в себя полую воду, сама раздалась вширь, разлилась по лугам версты на две.

Меня и Федю-Федю (так звали в техникуме моего товарища, — у него и отец был Федор) только что приняли в комсомол. Решив испытать на деле, нас тотчас же послали недельки на две на лесосплав. По успеваемости мы шли неплохо, комитет комсомола надеялся, что и там не подведем, а товарищам сплавщикам «подмогнем двинуть дело».

Так сказал наш комсомольский вожак.

Взяв на два дня хлеба и наполнив спичечный коробок солью, мы отправились подмогать сплавщикам.

Подойдя к разлившейся Двине, мы ужаснулись: переберемся ли, река-то и впрямь взбесилась, даже другого берега не видать. Федя-Федя заворчал и пошел на попятную. Я возразил ему, начал уговаривать, разве, мол, мы трусы? И ребята засмеют. Федя-Федя долго пыхтел, наконец, согласился со мной.

— Вы куда, ребята? — спросил нас перевозчик.

— На сплав. Задание срочное…

— И не боитесь?

— А чего бояться?

— А вода-то экая. Сил-то, думаю, хватит ли, в веслах придется сидеть.

— Посидим.

— Ну, тогда с богом…

Мы с Федей-Федей сели в весла. В лодку залезла какая-то старушка с корзиной. На дне корзины в мякине хоронились яйца. «Господи помилуй, всевышняя богородица», — причитала старушка.

— А ты, бабушка, не расстраивай богов, они этого не любят, — махая тяжелыми веслами, сказал я.

Но я и сам приглядывался к реке. Не река, а море, ни краю ей, ни берегу. А мы, как песчинки, прилипли к бортам лодки. Вот прошел мимо белый пароход, лодку нашу подняло на волны и начало трепать. Я взглянул на перевозчика: он сидел в корме с веслом и улыбался — храбрый, видать, человек, значит, и нам нечего бояться. А если перевернет лодку волной, — вдруг пришла в голову мысль. Тогда уж, — думаю, — уцеплюсь за весло, и — к берегу. К которому только берегу-то? Оба от нас далеки. Ох, скорей бы, — мысленно сочувствовал я старушке.

— Только бы яички не утопить, — неожиданно подала она голос.

— Яички хранишь, а сама?

— Я-то уж пожила, будет…

Все засмеялись, кроме старушки.

Прошло еще с полчаса, еще на пути повстречались не с одним пароходом, и — вот он, наш желанный берег!

— Ну, уж теперь, ребята, яички мои целехоньки принесу внучке… Луковым пером сама красила… Пасха ведь…

Федя-Федя накануне выступал с политинформацией в классе о вреде пасхи и теперь начал было наставлять старушку на правильный путь, но та, оправившись от «божьих страстей», только отмахивалась.

— Знаю, голубок, давно знаю, сын вон который год гитирует. Как же не гитировать ему, комсомол.

Мы шли знакомыми местами, и мне это было особенно приятно. Как-то зимой в одной из тутошних деревень я обучал неграмотных. Жил я у старушки, которая пекла мне хлеб и в большом глиняном горшке парила калину. Так полмесяца и прожил я на хлебе да на калине. Теперь мне хотелось заглянуть к этой старушке и снова отведать у нее калины. Только деревня-то стоит в стороне от дороги. Не по пути. И еще я вспомнил, как в детстве мать привезла мне из Устюга деревянного коня. Позднее я узнал, что того коня делали где-то здесь, на Шомоксе. Здесь все умеют делать: и узорчатые туески из бересты вырезают, и шкатулки с потайными замками мастерят, и саночки-самокатки расписные, и лошадок… Эх, лошадки, лошадки! Как я тогда был благодарен тому доброму мастеру, который изладил для меня вороного коня на колесиках! Отыскать бы его теперь, отблагодарить… Да где отыщешь? Мать говорила, что он собой невысок росточком, рыженькая бородка торчком, большие руки замазаны краской… Но тут все такие. Не найти… Сделал мастер — золотые руки свою редкостную игрушку, подарил мне — и канул. Мастер с Шомоксы… Жив ли он? Пройдут многие годы, а благодарная память о нем не изгладится в людских сердцах…

До сплавучастка добрались к вечеру. На берегу речки стояли маленькие фанерные домики для сплавщиков. Тут и кухня с большими котлами. Начальник сплавучастка — здоровенный детина с продубленным до черноты лицом, в резиновых сапогах с длинными голенищами — тронул меня ручищей, потом похлопал по плечу Федю-Федю.

— Багор-то умеете держать?

— А как же?

— Молодцы! — похвалил начальник и отдал распоряжение: — Накормить ребят покрепче, выдать по багру и направить, пока светло, по берегу до осокори. Пусть этот участок они и охраняют. Чтоб к берегу, ребята, бревнышки не приставали. Поняли мою идею?

— Как же не понять!

— Ну, а теперь ступайте к поварихе. С ней дружите, лучше будет кормить. Я вот, например, не спорю с ней, так всегда погуще наливает в блюдо.

— Ой уж вы, товарищ начальник, такое скажете, прямо умора, — весело отозвалась белокурая девушка и махнула нам рукой. — Давай, ребя, двигай ко мне поближе. Небось, кишка кишочке докладную пишет? Так, что ли?

Накормила нас Лиза хорошо. Суп из мясных консервов. За супом — пшенная каша… Компот… А хлеба — сколько хочешь! Житуха!

Начальник вскочил на лошадь и уехал вверх по речке. Нам тоже сидеть сложа руки нельзя, не в гости явились. Взяв багры, мы пошли осматривать свой участок.

Шомокса не широка собой, но бурная речушка. Чувствовалось, что капризов у нее бывает немало. Темная речная вода бьется в берегах, как птица в клетке. Бревнышки плывут то спокойно, то неожиданно скрываются под водой, толкают берега своими концами, словно хотят раздвинуть их, заползают в кусты…

Нам, к счастью, достался левый берег, а прибивает бревна из-за поворота больше к правому. Там около берега больше и трется слепых бревен. Но по берегу там ходят девушки с баграми — настоящие сплавщики. А мы чего же еще, «огарыши» и есть «огарыши». Хорошо, что левый, безопасный берег похраним. Правда, есть и на нашей стороне кустики, ольховые деревца, стоящие по колено в воде. Они тоже мешают сплаву. Вон уже одно бревнышко пристало к ольховому деревцу. Подошло другое, тоже остановилось…