Альберт Лиханов - Встречи

Последним из вагончика, как всегда, выпорхнул Мишка Коноплянников, самый молодой член звена, штурвальный на комбайне Семкина. Поежился от прохлады, нахмурился, ясное дело — не выспался. Что и говорить, за день-деньской устанет, вот ночь-то и кажется с воробьиный скок.

Юлиан еще бы посидел на мостике, понаблюдал за комбайнерами, пока те проведут техуход, пока обдует росу, но тут приехал директор Маторин. Вместе с ним из легковушки вышел невысокий ростом, ладно сбитый незнакомый паренек, похоже, новый штурвальный к Рогожникову.

Поздоровавшись, Маторин собрал всех комбайнеров в кружок.

— Вот привез вам нового члена звена. Зовут Яковом Вяткиным. Приехал он издалека, так сказать, по зову сердца, корни родословные позвали. Ну, да Яша при случае сам обо всем расскажет… А ты, Петр, — Маторин обратился к Рогожникову, — принимай нового помощника, да не мурзуй парня на побегушках.

Сердитый тон директора смутил Рогожникова. Еще бы, ведь Маторин — сама русская душевность, спокойная доброта. Вот уже более двадцати лет стоит он, коммунист-тридцатитысячник, у руля совхоза. Но доброта добротой, а принципиальной требовательности Маторину не занимать. Вот почему «заводной» Рогожников не стал сегодня оправдываться. Он понял: достанется от Маторина на орехи, если сбежит и этот парень.

Директор присел на буфер своей машины. У него еще были важные дела к комбайнерам. Уже который день Маторина не покидало какое-то приподнятое и беспокойное состояние, овладевавшее им всякий раз, когда в совхозе внедряли что-нибудь новое. Вот и сейчас Маторин не только засиживался в кабинете до поздних петухов за расчетами, но и мотался день-деньской по полям, обсуждая с комбайнерами, как лучше, быстрее, а главное — творчески перестроить работу звеньев по методу ставропольских хлеборобов. Конечно, мог бы директор, как это бывает у иных не в меру исполнительных руководителей, намуштровать своих специалистов, быстренько сколотить уборочно-транспортные звенья да быстрее того отчитаться… Нет, не мог этого сделать Маторин! «Творчество в дом большом и малом деле, вот что главное», — думал сейчас директор. И еще один вопрос не давал ему покоя.

— Знаете, мужики, какую находку на днях школьники отыскали за старой лесопилкой? Заброшенный колесный трактор. Похоже, еще выпуска предвоенных лет, — сказал он неожиданно для всех.

— Ого, сколько сразу металлолома! — засмеялся Мишка Коноплянников.

Маторин нахмурился.

— Это ты зря. Тут хорошим делом пахнет! Вот закончите уборку, и поставим трактор на постамент.

В разговор с нарочитой деловитостью вмешался Рогожников:

— Не модно уже это.

Тут Маторин даже посуровел:

— А это, брат, совсем зря! Трактор на постамент поставить — не брелок «Чебурашку» на шею повесить…

Рогожников, увидев нахмуренное лицо также и у Юлиана, вконец смутился. «И чего это у меня сегодня все не так да не этак», — подумал он. А вслух сказал:

— Выезжать надо, мужики. Росу-то обдуло…

Мысль покатать внука на комбайне как навязалась в то первое утро жатвы, так и следовала неотступно за Юлианом, где бы он ни был: сидел ли за рулем на мостике, спал ли в вагончике или прямо на соломе в копнителе. Странно, но этого очень хотелось. Хотелось, чтобы Колька посидел на его коленях хотя бы ходки две по загону, чтобы увидел, как ровной нескончаемой лентой ползет навстречу седой валок, как комбайнер проворно справляется с ним и как бежит, струится в бункер зерно — теплое, духовитое, а потом сыплется в кузов машины.

Эти думы не давали покоя, и Юлиан нет-нет да и допускал мелкие оплошности: то забывал нажать педаль копнителя и не в ряд ставил копешку соломы, то чуть не сводил подборщик с валка. И тогда корил себя за глупые мысли: нельзя же на комбайн брать ребенка. Это опасно, да и не отпустит Лидка; а потом, зачем это делать вообще?

Но ритмично гудел мотор, серебристо мелькали отлощённые пальцы шнека — все это, такое привычное, обязательное в его жизни, успокаивало Юлиана, опять наводило на мысль: надо покатать Кольку на комбайне. Надо — и все!

И еще Юлиан думал о том, что чего-то он не догадался сделать, что-то упустил, наверное, самое главное, пока росла единственная его дочь Лидка. Поди, сейчас не коротали бы они в одиночестве с Анютой долгие зимние вечера…

Вскоре после обеда, в очередной раз выгрузив зерно из бункера в кузов автомашины, Юлиан заглушил мотор и спустился с мостика.

— Виталий, — сказал он шоферу, — заехал бы ты на обратном пути ко мне домой. А? Окажи старику услугу. Скажи там моей дочери, в гости она приехала, так, мол, и так, просил отец приехать в поле. И чтобы с Колькой, внуком.

— Дядя Юлиан! Дак ведь какой крюк мне давать… — взмолился шофер. — И так не успеваем, ребята зашумят.

«Семь верст не околица», — хотел пошутить Юлиан, но вовремя спохватился. Шутка бы сейчас не получилась.

— Постарайся! Очень надо!

Виталий понял, по глазам, что ли, или еще по чему, в общем, кивнул согласно:

— Ладно, дядя Юлиан. Постараюсь…

Солнце перекатилось на вторую половину неба, жара схлынула, и работать стало легче. Да и комбайн пошел спокойнее, ровнее. Комбайнеры знают: после обеда, ближе к вечеру, почему-то и поломок бывает меньше, и двигатель работает устойчивее — воздух менее разряженный, что ли? Юлиан повеселел. Он вел комбайн, непринужденно работая рычагами: то опускал, то поднимал подборщик, иногда приостанавливал машину перед особенно густым валком — не забило бы барабан. А сам нет-нет да и повернет голову к перелеску. «Вдруг Лидка не приедет? — нечаянно приходит на ум. — Возьмет да и не приедет. Чего, скажут, заблажил старик, отдыхать приехали, морковки покушать, по травке босичком побегать, а не мыкаться тут по полям…»

Но Лида все-таки приехала. И не одна, а с Колькой. Вопреки предположениям Юлиана, Лида приехала веселой.

— Пап, а мы тебе гостинцев от бабки Анюты привезли, — смеясь, подала она отцу сумку.

Не приехал только зять — Коля большой. Это неприятно кольнуло Юлиана: «Понятно, не свой человек, городской!..»

Но самое главное было то, что внук Колька, шурша сандалиями по стерне, сразу же подбежал к нему, ухватился за руку.

Дед нагнулся к Кольке и громко, так, чтобы услышала Лида, зашептал:

— Хочешь прокатиться на комбайне?

— Ух, хочу, хочу, — запрыгал внук. — Как это здоровско!..

И Лида, на удивление Юлиана, ничего не сказала против, только шикнула на Кольку, чтобы говорил нормальным русским языком:

— Что еще за «здоровско»?

— Ну, тогда поехали! — обрадованно скомандовал Юлиан.

И с этого самого мгновения ох, и хорошо же стало двум мужчинам! Юлиан, ухватившись за поручни, легко поднялся на площадку, вроде как и не почувствовал под ногами ступеней. Уселся за штурвал, а Лида помогла взобраться Кольке. Юлиан усадил его на сиденье меж колен и для большей безопасности пристегнул к себе ремнем от брюк. Таким Лида своего отца давно не видала, он словно преобразился. Голову вскинул, улыбка высветила лицо, ей-богу, будто помолодел.