Александр Бельфор - Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников

Башлак был в колхозе всего один раз, в августе-сентябре 1981 года. Командиром сводного отряда, состоявшего из двухсот будущих журналистов и физиков, был тогда Володя Кем - «ответственный квартиросъемщик» дома на Сакко и Ванцетти, я был избран комиссаром отряда. Именно так -избран. На факультете ежегодно проходили съезды колхозников, на которых «ветераны колхозного движения», а проще говоря, те, кто хотя бы раз «отпахал свои двести гектаров картошки», выбирали себе начальство: командира, комиссара и строкомера. Последнего правильнее было бы называть землемером, но у нас прижилось другое название. Кто не в курсе, строкомером называется типометрическая линейка, с помощью которой ответственные секретари редакций и работники типографий в те времена измеряли отлитые в металле газетные полосы, колонки и строки, размечали фотографии перед сдачей их в цинкографию или на ЭГА - электрогравировальный аппарат. Это сейчас, в эпоху компьютеров, в полиграфии перешли на сантиметры и миллиметры, а тогда в ходу были загадочные для человека непосвященного пункты и квадраты, придуманные еще стариком Гуттенбергом - изобретателем первой печатной машины. И как все неофиты, студенты журфака любили свой профессиональный сленг, все эти марзаны, линотипы, шпации, шпигели, подвалы и строкомеры… Так вот, существовала на нашем факультете такая демократическая процедура - выборы руководителей студенческого уборочного отряда. Те, кто был в колхозе один раз, имели один голос, те, у кого за спиной было два картофельных сезона - два голоса, и так далее. Самыми весомыми в электоральном смысле были «ветераны колхозного движения», те студенты, что готовились ехать на уборку картошки в четвертый, последний раз. Сам съезд проходил в стиле шолоховского собрания колхозников из «Поднятой целины», со своими Щукарями и Макарами Нагульновыми. Официально процедура выборов завершалась после того, как деканат и партком факультета утверждали предложенные студентами кандидатуры «колхозного» начальства.

Официально Башлак трудился в том колхозе по своей первой профессии - был художником. А в реальности был главным организатором нескончаемого калейдоскопа фирменных колхозных представлений. Именно тогда появился на свет великий русский параллелепипедист, несостояв-шийся декабрист и друг Пушкина Лев Давидович Перлович со своим вернисажем, романом «Жижа» и мемориальной могилой у столовой. При самом активном участии Саши появилась стенная газета «Козье буго» - боевой печатный орган бригады полевых грузчиков. Он нарисовал ее логотип и придумал девиз: «Буго должно стать козьим - это требование времени!» Он был главным мотором нескольких новых спектаклей. С особым успехом прошла музыкальная пьеса, где фигурировали Пушкин, Бенкендорф, Гоголь, Глинка, поручик Ржевский и Татьяна Ларина с няней и Евгением Онегиным. Его пришлось даже повторить для гостей из других уборочных отрядов, а большинство песен из того спектакля стали студенческим фольклором. Саша написал к тому спектаклю замечательную «арию Гоголя»: «Кто пьет водку, кто пьет гоголь-моголь, я пью все, помногу от души, меня кличут просто Колька Гоголь все диканьковские корешки… То Со-лоху черт на небо тянет, то Вакула мчит в Санкт-Петербург, у народа в шутках столько граней, нам не хватит пальцев ног и рук!..»

Свою любовь к рок-музыке Саша попытался материализовать в колхозе, подбив нас создать на обломках аппаратуры, найденной им в сельском клубе, группу «Черные вилы». Столь мрачное название можно объяснить отчасти тем, что с грязных осенних полей благодарные слушатели ансамбля, да и сами музыканты, возвращались отнюдь не белыми и пушистыми. В «Черных вилах», которые дали два или три концерта, Башлак играл на барабанах, Сергей Нохрин - на гитаре, я - на бас-гитаре, а ободранную «Ионику» (был такой оригинальный предок у нынешнего синтезатора) терзала Аня Мясникова.

Не без участия Башлакау нас родилась игра «В семьдесят восемь», когда пластинки, рассчитанные на тридцать три оборота в минуту, ставили на семьдесят восемь оборотов и студенты, пришедшие с поля на обед, справлялись с «приемом пищи» в два раза быстрее. Не знаю, как самим студентам, а начальству нововведение нравилось, потому что мест в столовой катастрофически не хватало и народ кормили в две смены.

Всего не перечислишь. Бригада грузчиков имени сентябрьского (1979 года) пленума ЦК КПСС (кто не помнит, на этом пленуме была принята знаменитая Продовольственная программа СССР) была, по сути, и студенческим театром, и редакцией, и местным гусарским полком, где были сконцентрированы самые завидные кавалеры. В грузчики ребята попадали не по физическим данным, пропуском в колхозную элиту были самые разные таланты и чувство юмора. Не случайно, в анкете «ветерана колхозного движения» Сергей Нохрин написал: «По профессии я-журналист, по призванию - грузчик!»

Впрочем, наших интеллектуалов и творческих людей от погрузки картофеля в колхозе никто не освобождал. В том колхозе я впервые услышал от Башлака «Грибоедовский вальс», оттуда пошла его традиция писать друзьям письма в виде любимой стенной газеты нашей бригады грузчиков. Сохранилось такое мини «Козье буго» и у меня.

Музыкант нестроевой

Наша студенческая жизнь закончилась военными сборами. Уже были сданы государственные экзамены, защищены дипломы, наши девчонки уже вышли на работу по распределению, а мы все лето 1983 года провели в военных лагерях под Свердловском. Принимали присягу, бегали кроссы, стреляли, водили БМП, сдавали экзамены, короче, готовились к получению лейтенантских погон и гордого звания командира мотострелкового взвода. Наши соседи по этажу -философы, как будущие политработники, провели в лагерях всего месяц, а из нас, журналистов, почему-то решили делать пехоту - царицу полей и огородов в течение всего лета. Журналистов, как чересчур активных, воинское начальство рассредоточило по всем взводам нашего учебного батальона. Я с несколькими нашими однокурсниками попал в показательный первый взвод первой роты. И наш однокашник Сергей Кузнецов, который стал у нас на сборах старшиной роты, предложил перетащить к нам Сашу. Нашему куратору Башлачев, исправно посещавший все четыре года военную кафедру, откровенно не нравился, но нам удалось его уболтать, и Саша поселился в нашей палатке. Мы спали втроем на одних дощатых нарах - Башлачев, наш однокурсник Сергей Брылунов и я, ежедневно меняясь местами, так как удобнее всего было спать в серединке, а с краю веяло холодом от бетонной стены и дверного проема.

На сборах ему было очень тяжело. Сам по себе Башлак в военной форме - это картина. К тому же у него были какие-то проблемы с координацией движений, и он никак не мог научиться правильно ходить строевым шагом. Добавьте к этому ежеутренние кроссы и нескончаемую беготню на тактических занятиях, о рытье окопов я уже не говорю. С физкультурой он откровенно не дружил. В общем, Саша довольно быстро загрустил, но через несколько дней нам объявили, что решено сформировать на сборах духовой оркестр, и Башлака взяли туда играть сначала на тарелках, а потом на малом барабане. В середине июня 1983 года курсант Башлачев принял воинскую присягу. Но и в оркестре оптимизма у Саши надолго не хватило. К середине лета он скис окончательно и заявил, что они «на пару с Сашей Измайловым пошли сдаваться». Они легли в больницу, и в августе их комиссовали. Лейтенантом Саша так и не стал. К месту распределения мы уехали в разное время и больше в восемьдесят третьем году не увиделись. Следующая встреча состоялась в майские праздники 1984 года на родном журфаке. Мы рассчитывали на один день, но погода преподнесла нам приятный сюрприз, завалив Свердловск снегом и оборвав на пару дней не только авиационное, но и железнодорожное сообщение. Помню, Саша пошутил: «Сам Господь Бог продлил паше общение еще на сутки!» Больше в столице Урала наши земные дороги не пересекались. Мы виделись еще пару раз в Питере, но это уже совсем другая история.