передний - o 496d70464d44c373

– Послушайте меня! – кричал я на него. – Только послушайте меня!

119

Старик присмирел.

– Вы… вы… вы… – в его глазах показалась наивная надежда на

признание, на комплимент. Он рассчитывал, что за «вы» последует

«гений» или, по крайней мере, «спаситель», но в последнее время мне

хватало сил только разочаровывать. Я заключил:

– Вы Кащенко!!!

«Профессор» обмяк, а я побежал к выходу. Надежды на счастливое

избавление, правда, не было. Старикашка быстро опомнился и, сотрясая

воздух своей тростью, заковылял следом за мной.

– Бусы! – орал он на всю библиотеку. – Бусы! Бууусыыыыы!!! Никогда не

надевайте бусы! Они иструтся прямо на вас. Какой стыд в приличном

обществе! Бусы искрошатся на вашей шее и засыплются в декольте!

За кого он меня в конце концов принимает? И где, черт побери, охрана?!

Он может убить меня своей тростью, никто и не узнает. Я хотел вернуться

в читальный зал, последний раз взглянуть на Тобольцева, если он все еще

там, и уже дождаться его в машине.

Я бегал по коридорам с низкими потолками и к своему ужасу убеждался,

что не могу найти выход. Я заблудился. На пятки наступал психованный

дедуля, поражая своей резвостью. Никаких других людей вокруг не было.

Через некоторое время крик «профессора» заглох где-то сзади. Меня это

не утешило. Как никак я остался в полном одиночестве. Коридоры

постоянно выводили или к запертым дверям с ничего не говорящими

номерами, или к темным лестничным пролетам, невыносимо шибавшим

хлоркой. Похоже, это была редко посещаемая часть библиотеки с плохим

освещением, может быть, закрытая на ремонт. Мне просто не повезло.

Испугавшись преследования, я свернул куда-нибудь не туда и создавалось

впечатление, что все глубже и глубже в это «не туда» забивался. Звать на

помощь мне не хватило духа.

Я сел на перила лестницы, ведущей вниз. Закурил сигарету. Надо хотя

бы найти окно и понять с какой стороны здания все это находится и в

каком направлении стоит продвигаться. Нельзя нервно бегать по

лабиринту, не подозревая, что это паутина и ты только соскальзываешь к

ее центру. Пахло сыростью и мочой.

120

Диего, наверное, уже узнал, что случилось с Валентином. Пашечка-

ключник мог кого-нибудь заметить. Кошка скорее всего плачет или гадит на

кровать. У всех активная, светская жизнь, один я сижу в пыли и даже не

догадываюсь, куда пойти. Снизу послышались какие-то шорохи.

Это были приглушенные шорохи. Я не мог отгадать, что их производит.

Может быть, шум через стену. Звуки нельзя было бы различить, не присядь

я на секунду, чтобы расслабиться и выкурить сигарету. Видимо, крыса.

Шорохи становились настойчивей. Они не приближались, но как будто

разрастались. Вариант с крысой тут же отпал. Я больше не мог их

игнорировать. Или это была очень большая крыса, что тоже тяжело не

принимать во внимание.

Первым делом мне захотелось бежать без оглядки. Вспомнилась та пора

в детстве, когда любой незнакомый дверной проем сулил опасность.

Особенно, если за ним была темнота, или если ты был в темноте, а из-под

двери сочился свет. Какой-то первобытный страх пред неизвестным,

помноженный на детские болезненные фантазии.

Мой самый большой детский страх представлял собой сочетание

темного дверного проема, запаха хлорки и редкой капели. А на дверной

косяк налипла пыль, колышущаяся при сквозняке. Наверное, в детстве я

так и не решился заглянуть в подобный дверной проем и страх остался со

мной навсегда.

Сейчас он вновь материализовался. Слышался запах хлорки. Лестница

уходила в темноту. Непонятными шорохами почти заглушалась редкая

капель – то ли трубы протекали, то ли внизу раковина для уборки. Можно

было убежать и продолжить поиски выхода, но мне вдруг захотелось

бросить вызов первородному ужасу. Я стал медленно и тихо спускаться по

лестнице.

Страх мог и не возникнуть. Его распалили приглушенные шорохи,

которые постепенно разрастались и все пытались мне что-то напомнить.

Что это? Я считал ступеньки и старался понять. Страх здесь неуместен,

ведь эти шорохи мне понятны, они земного происхождения, начисто

лишены фантастики, надо только их узнать, и страха как не бывало.

Я вглядывался в темноту, и как раз в тот момент, когда осознание почти

пришло, шорохи стали громче и сменились другими звуками. Непонятно,

как я не поседел до этого момента. Воображение рисовало червей,

121

копошащихся в трупе, или полчища термитов, прогрызавших поверхность.

Слишком громкий шаг, звуки резко оборвались, и из темноты на меня

сверкнули желтые глаза.

В следующий миг я был от этого места уже очень далеко. Никогда бы не

предположил, что умею так быстро бегать. И еще никогда бы не подумал,

что спутаю с чем-нибудь звуки, сопровождающие половой акт. Желтые

глаза, злобно уставившиеся на меня сквозь темноту, принадлежали

лохматому бомжу, по-собачьи пялившему свою подругу по несчастью – не

менее грязную женщину в подобие кокошника. Меня душил истерический

хохот. Никто даже не догадывается, что происходит в глубинах библиотеки

им. Ленина.

Отдышавшись, я вдруг решил, что бомж преследует меня. Он меня

изобьет, ограбит или, чего хуже, изнасилует. Я четко слышал чьи-то шаги.

В коридорах и так было темно, основное освещение ироничным образом

создавал дневной свет из-под дверей, а горящие лампочки встречались

очень редко. Вечер грозил мне кромешной тьмой. Шансы выбраться

отсюда все уменьшались.

Как раз на неосвещенном отрезке я и услышал чьи-то шаги. Они

раздавались совсем близко, и у меня опять появилась возможность выйти

из библиотеки с седыми локонами. Если у меня вообще был шанс отсюда

выйти. Для возмущенного бомжа этот невидимка двигался чересчур

спокойно и дышал слишком тихо. Мне не оставалось другого, как идти по

коридору в наугад выбранном направлении, ежесекундно рискуя

столкнуться с опасностью.

Как раз в тот момент, когда я решил, что эти шаги уж точно доносятся из-

за стены и что паника совершенно напрасна (сердце стучало у меня где-то

в горле), я впотьмах налетел плечом на шкаф, чудом не упал и уперся

руками во что-то мягкое. Это «мягкое» мгновенно напомнило мне на ощупь

свитер крупной вязки.

Я взвизгнул, зажмурился и изо всех сил понесся к светлому концу

длинного коридора. Погони, может быть, не было, но она мне казалась. Я

наткнулся в темноте не на бомжа, а на кого-то совершенно другого, еще

секунда, и я бы почувствовал его дыхание. Это был мой враг.

Какая-то незнакомая лестница привела меня в очередной коридор,