Людмила Сидорофф - Любовь, Конец Света и глупости всякие

Она захлопнула книжку. Давно пора воздать Робину по заслугам — он ее на похоронах брата бросил, да и после моральной поддержки не оказал. По большому счету, он интереса к ней не проявлял, могла бы хоть с целым полком гвардейцев переспать, ему небось пофиг, но... Но почему, черт возьми, гадкое чувство вины накатило, едва только всерьез подумала о том, чтобы изменить ему с Лариком? И почему не ощутила ни грамма вины, когда действительно изменила однажды, переспав с женщиной? Весь неуемный стыд за ту ночь с Варварой был у нее не перед Робином вовсе... А теперь, когда не шутки ради она почти решилась согрешить с мужчиной, мораль забарабанила по голове Седьмой Заповедью[147].

Любая порядочная и здравомыслящая женщина могла бы сказать ей, что изменять законному мужу нехорошо, а одна объяснила бы — просто, доходчиво и с примером из личного опыта, — какой риск может таить в себе даже намек на прелюбодеяние. Но далеко находилась та женщина: от Таньки — на расстоянии тысяч миль, а от своего личного опыта — намного дальше. Замужество выпадало ей только в прошлой жизни, ну а про грехи в нынешнем воплощении — уж чья бы корова мычала.

Бывшая брутянка, а в менее отдаленном прошлом — московская продавщица вложила немало своей незамужней энергии в новый дом, который построила в приступе социопатии. Не только из опыта прошлой торговли она твердо знала, что люди гнусны и с каждым днем все гнуснее становятся, так что, добившись наконец всего, чего хотела, она вполне могла наслаждаться роскошью и одиночеством. Но — неожиданно для себя самой — Маруся затосковала. «Уж не психическое ли у меня расстройство?» — встревожилась продавщица и вызвала на дом врача.

Пришел врач молодой, пухленький, губки бантиком, ямочки на щеках.

— Доктор, я себя чувствую Экклезиастом, — закатила глаза Маруся, вскинув ко лбу пятерню с алмазными кольцами.

— Это как? — удивился врач, весь такой хорошенький, прям как пирожок с вареньем, хоть клади в рот и кушай.

— Да вот читала намедни Библию и решила, что все суета сует и томление духа… — Маруся давно не общалась с интеллигенцией, предложения старалась строить витиеватые. И начала ощущать, как ее голос становится все более эротичным, интонации появляются какие-то неожиданные. А сама все на доктора смотрит томно так: уж взял бы да приласкал ее, что ли, а вылечиться она и сама сможет…

Поняла Маруся, нет никакой суеты сует, а просто нормальной женщине любви иногда хочется, ну, и возвышенных отношений. Но отпустила доктора: молодой чересчур, да и бедный, наверное. Гусь свинье не товарищ, в общем, а миллионерше бедняк не чета, однако искать достойную партию, к счастью, пришлось недолго.

В половине шестого по Гринвичу, когда встревоженная сном про Любимого Танька проснулась чуть раньше обычного, в подмосковном элитном районе, где было уже восемь тридцать, прогрохотало небо, разверзлись бескровные облака — и на лужайку прямо перед Марусиным домом спикировал неопознанный и тяжелый объект. Верхний слой грунта треснул под его грузом, и объект, зацепившись хвостом за сарай, наполовину провалился в шикарное подземелье. Широкий розовый хвост, похожий на ракету, — из тех, что показывают по телевизору, торчал возле дерева, переливаясь серебряными обводами.

«Ого!» — восхитилась продавщица, нажала на нужную кнопку, и хвост ракеты накрыла маскировочная сеть. Пока Маруся осторожно спускалась в подвалы, сердце стучало все сильнее: «Принц! Точно, принц приехал!»

Под сводами покалеченной крыши открылась блестящая дверь, вниз съехала хрустальная лестница, и из кабины тяжелой походкой вышло не очень-то симпатичное существо, но, вне всяких сомнений, состоятельное и явно мужского пола.

— Здравствуйте, барышня. Я — Любимый, — произнес пришелец, пришлепнув крупной губой.

Свидание

— А это еще кто такой? — Нелида застыла в дверях от неожиданности.

Посреди комнаты на четвереньках ползал Ося и толкал игрушечный паровоз, оседланный угрюмыми отцом и сыном. Паровоз шел по невидимым рельсам под вполне видимым и высоким «мостом», роль которого отводилась коренастому незнакомцу в белых одеждах. Варвара оторвалась от монитора и с удивлением посмотрела на дочь.

— Ты что, не узнала Осю? Вот пришел в гости, с гномами поиграть, извини, что они тут шумят немного…

— Осю знаю, конечно, — возразила Нелида. — Я про…

«Тихо! — перебил Бог. — Не говори ничего про Олежку! Твоя мама его не видит!»

— Э... про паровоз, — Нелида скосила зрачки к переносице и сжала скулы покрепче, чтобы не заговорить вслух: «Кто такой Олежка? И почему мама не видит его?»

«Откуда мне знать, почему не видит? — проигнорировал Бог первый вопрос. — Ее Магия даже для меня явление непостижимое. Варвара видит лишь то, что хочет, когда хочет и где хочет. А вот его здесь, — Нелидин взгляд непроизвольно перескочил на мужчину в белом, — и меня в тебе не видит в упор».

Варвара что-то печатала за рабочим столом. Ося с гномами на паровозе и незнакомый Нелиде Олежка развлекались за ее спиной.

«А в Таньке? Когда ты был в Таньке, она тебя видела?»

«Ха. Если бы. Она до сих пор думает, что Танька сама Бог».

Варварины пальцы бегали по клавиатуре, словно резвились:

— Ося, милый, — сказала Бог-Танька. — Ты как, готов колдовать, чтобы ронять звездолеты?

— Готов, — кивнул Ося. — А можно Гриша тоже будет? И дядя Вася? И паровоз? А то им будет скучно. А так у нас всё есть: петрушка, укроп, шар и свечки, я проверял.

— А может быть, хватит и одного звездолета, который ты уронил утром, сынок? — Олежка потрепал мальчика по голове, сел на диван. Ося подхватил гномов на руки (к вялому неудовольствию Васи) и сел рядом с отцом.

— Мама Таня говорила, что если ронять звездолеты, Конца Света не будет.

«Вот и еще один из моих подопечных готов поверить, что Танька — Бог! — раздалось досадливое ворчание в Нелидиной голове. — А ведь, между прочим, про звездолеты я придумал, а не она!»

— И ничего лучше тебе в голову не пришло? — с издевкой спросил Вася. Со стороны могло показаться, что он разговаривал с Осей, хотя взгляд был устремлен к двери, в проеме которой, не двигаясь, стояла Нелида. Олежка повернул голову в том же направлении и обомлел, словно глазам своим не поверил.

— А чем тебе эта идея не нравится? — вслух обратился Бог к Васе и направил Нелиду к дивану, где, несмотря на скученность, вполне хватало места еще двоим. — Падающие звездолеты пробудят в ученых творческую энергию. А творчество — это Магия. Варвара вон тоже так считает.

Ни на кого не обращая внимания, Варвара набирала очередной кусок сказки:

Бог неоднократно пробуждал в людях творческую энергию, посылая им вдохновение — зуд особого рода. А как от этого зуда избавиться, каждый сам решал. Кто-то сочинял музыку, кто-то графомании предавался, а кто-то разрисовывал лифты неприличными картинками, но эффект был всегда.