Людмила Сидорофф - Любовь, Конец Света и глупости всякие

— Варвара…Ты есть?

На другом конце сотовой связи никто не сказал «что за нелепый вопрос?» — голос зазвучал так, будто Танька сама с собой говорила:

— Это… это Нелида звонит.

— Дочка? — спросила Танька, едва не добавив по какой-то несуразной причине «моя», хотя следовало бы уточнить «Варварина?»

— Варварина, да. Слушай, плохие новости…

Танька почувствовала, как горло вдруг словно сдавили клещами.

— У мамы, похоже, инсульт, мы в поле, ждем скорую… А ты…

«…не могла бы приехать сейчас к нам в Москву?» — услышала Танька то, что дочка Варвары не смогла произнести из-за комка, подкатившего к ее горлу.

Танька глотнула воздуха и напряглась, чтобы выдохнуть в трубку лишь одно слово:

— Лечу…

Магистрали

— Инсульт — это смертельно? — из ее внутреннего монолога фраза вылетела во внешний, а заодно сама собой, кажется, перевелась на английский, потому как водитель бросил сочувственный взгляд в зеркало над лобовым стеклом и сильнее нажал на педаль:

— Yes, m’am. Very[171]..

Черный лондонский кэб выбрался наконец из пробки и быстрее поехал по М4. До Хитроу оставалось менее двух миль.

— Flying to see your sick relative, m’am?[172] — попробовал он поддержать разговор. Лондонские таксисты — народ необыкновенно болтливый; как этому удалось промолчать всю дорогу от Спиталфилдс-маркета, ведал, наверное, только Бог[173].

— She is not my relative[174], — ответила Танька, скорее себе, чем таксисту. — She is… much more[175], — и только себе добавила: — and I am a loser[176].

А что, не лузер разве? Вечно ей приходилось терять самых близких — неужели судьба готовит очередную потерю? Нет уж, на этот раз она сама обыграет судьбу: приедет в Москву и спасет Варвару. А может, спасет и себя самое, лишь бы только успеть, долететь поскорее бы…

В терминале аэропорта творилось что-то невероятное. Первым в глаза бросилось табло, где против номера каждого рейса желтым по черному светилось «DELAYED»[177]. Танька охнула и побежала к стойке с надписью «INFORMATION»[178].

— Когда самый ближайший рейс на М-м-оскву? — спросила она, запинаясь.

— Все рейсы «Британских авиалиний» отменены на сегодня, — боязливо ответила девушка-INFORMATION.

«Я только что видела, что они задерживаются, но не на весь же день! — удивилась Танька. — Наверное, INFORMATION ошиблась».

— А рейсы не британских линий? — спросила вслух.

— Тоже.

— Но ведь такого не может быть!! — заорала Танька, будто INFORMATION сама была злобной причиной столь несуразных событий.

— I am sorry, madam[179], — у бедной девушки затряслись губы и брызнули слезки из глаз; возможно, она не слишком долго в аэропорту проработала — чересчур нервные пассажиры ее огорчали. — В Исландии произошел новый выброс вулканической пыли! Облако движется с запада на восток! В Англии отменены абсолютно все авиарейсы!

Нервных пассажиров в здании терминала становилось все больше. Уже позади Таньки за оскорблениями девушке выстроился устрашающий хвост расстроенных встречающих и пострадавших неулетевших. Очередь бурлила и негодовала, трясла билетами, грудными детьми и дипломатическими паспортами, требуя компенсации, справедливости и привилегий.

«Это какой-то кошмар… Все рейсы отменены… — Танька металась внутри здания от табло к табло, где один за другим желтые буквы DELAYED заменялись на красные CANCELLED[180]. Но ведь должен быть хоть один самолет! Пусть билет на единственный рейс в Москву будет стоить ей тысячу фунтов или даже две тысячи! Да хоть всю сумму ее кредитных карт, это всего-навсего деньги! Там, в Москве, у Варвары инсульт, и она… перед глазами, будто опять всплыла спина таксиста, сочувственный взгляд в зеркале и странный диалог:

— Смертельно?

— Very!

«О, Господи…» Что за ужасное наказание выпало ей в этой жизни? За что? Бабушка, мама, Олежка, а теперь что же — терять еще ту, которую любит больше всего на свете?

Танька сцепила руки и застыла посреди нервного, шумного терминала, где в этот момент и без нее, наверное, у каждого из присутствующих было свое горе, в лучшем случае неприятность. Если она прямо здесь упадет на колени и начнет умолять кого бы там ни было наверху — пощадить, загасить вулкан, запустить самолеты или продать ей билет на единственный рейс? Только среди всеобщего гама ее никто не услышит, да и кому молиться-то? Кажется, целый мир летит к чертовой матери и никому «наверху» дела нету, а если Варвара умрет, даже в ее сказке мир никто не спасет. А может, она и услышит?

— Не умирай! — закричала Танька. В беснующейся толпе несколько человек повернули головы. «Не умирай, — повторила она про себя, решив, что докричаться до Варвары вряд ли возможно голосом, пусть даже хоть самым громким. — Не умирай, умоляю, хоть ты докажи, что я не лузер. Я прилечу к тебе, слышишь? Тебя вылечат, и мы потом будем жить долго и счастливо, и состаримся вместе, и умрем в один день...»

Зазвонил телефон, от высветившегося на экранчике имени на секунду радостно екнуло сердце.

— Алло, Варвара…

— Это… это снова Нелида.

— А… а Варвара… — любой дальнейший вопрос казался страшнее ответа.

— Жива. Врачи подтвердили инсульт. Мы в больнице.

— О, Господи… — ну это хоть что-то. Варвара жива, жива, надо только успеть…

— Так ты прилетишь?

— Да! — ответила Танька. — Да, обязательно прилечу. Вы там только… меня дождитесь… — по ее щекам потекли слезы, и, не вытирая их, она шмыгала и шмыгала в трубку, — ты передай своей маме, что… что…

Что? Что Варваре, которая лежит сейчас в реанимации, могла передать ее дочь? Что Танька верит в выздоровление, хотя, если честно, не очень — все же не дура необразованная, знала кое-что про инсульты. Пусть передаст, что, едва только Танька приедет, от Варвары даже не отойдет, будет держать ее за руку, протирать влажной марлей лицо, смотреть на медперсонал умоляюще: «Спасите, спасите ее!» Пусть дочка знает, что, когда из больницы Варвару выпишут, Танька от крыльца до такси — от машины к подъезду — от лифта к дивану с пружинами сама ее на руках понесет? Или пусть передаст, что диван Танька нафиг выкинет, а вместо него купит кровать с ортопедическим матрасом и много-много подушек? Пусть Варварина дочь передаст своей маме, что Танька будет менять ей постель, кормить с ложечки, купать на ночь, вывозить на прогулку в коляске, учить говорить заново… Поймет ли дочь, если Танька признается, что без памяти любит Варвару и без нее дальше жить не сможет?

— Скажи ей, что я уже еду. И что мы с ней еще мир не спасли ...

Откуда взялась последняя фраза? Танька вовсе такую не формулировала — кажется, у нее у самой скоро инсульт произойдет, в голове звенит, как на колокольне.

— А что там у вас с самолетами? — спросила Варварина дочь.

Танька вытерла рукой слезы:

— Да бог их знает, говорят, вулкан. Но я думаю, за час-другой вся эта пыль уляжется, и тогда я на первый же рейс сяду.