Фест - Адольф Гитлер (Том 1)

Ещё больше наводила его на размышления реакция общественности. В своих многочисленных подстрекательских речах Гитлер не уставал воспевать дело, волю, идею вождизма-фюрерства, ещё за восемь дней до первомайской операции он суесловно горевал о нации, которой нужны герои, но приходится иметь дело с болтунами, и предавался мечтательным рассуждениям о вере в поступок – конечно же, комедия смятения и растерянности на Обервизенфельде такой вере никак не соответствовала. «Всеми признается, что Гитлер и его люди сели в лужу!», – говорилось в одном из отчётов о тех событиях. Даже мнимый заговор с целью убийства, как иронично писала «Мюнхенер пост», «великого Адольфа», по поводу чего поднял весьма искусственный шум в «Фелькишер беобахтер» Герман Эссер, едва ли мог сколько-нибудь способствовать восстановлению его популярности, тем более что сходная разоблачительная история уже публиковалась в апреле и очень скоро была раскрыта как выдумка национал-социалистов. «Гитлер перестал занимать народную фантазию», – писал корреспондент «Нью-Йоркер штаатсцайтунг»; и впрямь казалось, что звезда его, как заметил один знающий наблюдатель-современник уже в начале мая, «сильно поблекла».[389 - См. подробное послание вюртембергского посланника Мозера, цит. по: Deuerlein E. Der Hitler-Putsch, S. 61; далее: Heiden К. Geschichte, S. 129. Упомянутое выступление Гитлера 24 апреля 1923 года Цит. по: Boepple E. Op. cit. S. 57. По поводу мнимого заговора с целью убийства, планирешавшегося, конечно же, евреями, см.: Maser W. Hitler, S. 412 f.]

Ему самому, его определявшемуся аффектами взору и в том его депрессивном состоянии одиночества в Берхтесгадене, вероятно, представлялось, что его звезда уже угасает; этим обстоятельством, во всяком случае, можно было бы в какой-то мере объяснить такой столь примечательный отход его от дел и свидетельствующий о полной потере мужества отказ от попыток восстановить оборвавшуюся связь с Лоссовом и дать «Кампфбунду», равно как и оставшейся без фюрера партии, новые цели и опору. На попытку Готфрида Федерал, Оскара Кёрнера и нескольких других ветеранов призвать его к порядку и, в частности, изолировать его от «Путци» Ханфштенгля, который приводил к нему «красивых женщин», щеголявших, ко всеобщему возмущению, «в шёлковых штанах» и любивших, чтобы шампанское лилось рекой, он просто не прореагировал[390 - См. отрывок из письма Г. Федера от 10 августа 1923 года: Deuerlein E. Aufstieg, S. 179 f.; далее: Tyrell A. Op. cit. S. 59 ff.]. Казалось, власть над ним взял рецидив былых летаргий и отрицательных эмоций. Однако, по всей вероятности, дело было ещё и в том, что он хотел дождаться результата расследования, начатого прокуратурой при Первом мюнхенском земельном суде по поводу первомайских событий. Ведь независимо от приговора, который тоже был весьма вероятен, ему грозило не только отбывание отложенного двухмесячного тюремного заключения по делу Баллерштедта – куда больше он опасался того, что министр внутренних дел Швейер, сославшись на то, что Гитлер нарушил своё слово, не раздумывая, осуществит своё намерение и вышлет его из страны.

Используя националистическую насыщенность баварского силового поля, Гитлер вышел навстречу этим опасениям. В обращении на имя упомянутой прокуратуры он пишет: «Поскольку я уже в течение нескольких недель подвергаюсь грубейшим нападкам в печати и ландтаге и ввиду моего уважительного отношения к отечеству лишён возможности публичной защиты, я буду только благодарен судьбе, если она теперь позволит мне вести эту защиту в зале суда вне зависимости от упомянутого отношения». Предусмотрительно он грозится передать своё обращение в печать.

Намёк был достаточно прозрачен. Гитлер напоминал члену Немецкой национальной партии министру юстиции Гюртнеру, получившему это обращение вместе с обеспокоенным сопроводительным письмом прокурора, о прежних и оставшихся в силе договорённостях – ведь и сам министр как-то назвал национал-социалистов «плотью от плоти нашей»[391 - См.: Heiden К. Geschichte, S. 130.]. Обострявшееся с каждым днём бедственное положение нации, все ближе подталкиваемой к взрыву инфляцией, массовыми забастовками, борьбой в Руре, голодными бунтами и мятежными акциями левых, создавало достаточные основания для того, чтобы пощадить фигуру национального фюрера, даже если сама она и была частью этой чрезвычайной ситуации, Поэтому Гюртнер, не информируя министра внутренних дел, неоднократно осведомлявшегося о ходе расследования, выразил прокуратуре своё пожелание отложить дело «до более спокойных времён». 1-го августа 1923 года следствие было временно приостановлено, а 22 мая следующего года вообще прекращено.

И всё же потеря престижа оказалась весьма и весьма ощутимой, в чём Гитлер смог убедиться уже в начале сентября, когда патриотические союзы собрались в Нюрнберге в очередную годовщину победы под Седаном[392 - 1-2 сентября 1870 года прусская армия нанеслафранцузам под Седаном тяжелейшее поражение во франко-прусской войне 1870-71 годов – Ред.] на один из тех «Дней Германии», что проводились время от времени в разных частях Баварии с патетической пышностью – на декоративном фоне из знамён, цветов и генералов-пенсионеров сотни тысяч людей в речах и шествиях давали выход чувству национального величия и потребности в прекрасном и возвышающем зрелище: «Бурные возгласы „хайль!“, – говорится с непривычной для канцелярского языка эмоциональностью в донесении управления государственной полиции округа Нюрнберг-Фюрт от 2 сентября 1923 года, – 0ушевали вокруг почётных гостей и процессии, множество рук с развевающимися полотнищами тянулись ей навстречу, дождь цветов и венков осыпал её со всех сторон. Это было подобно крику радости сотен тысяч павших духом, запуганных, униженных, отчаявшихся, коим сверкнул луч надежды на освобождение от кабалы и нужды. Многие – и мужчины, и женщины – стояли и плакали».[393 - Цит. по: Deuerlein E. Der Hitler-Putsch, S. 170.]

И хотя национал-социалисты, как следует из того же донесения, составляли среди ста тысяч демонстрантов одну из мощнейших колонн, все же в центре бурного ликования находился, несомненно, Людендорф, и когда Гитлер под впечатлением этого массового представления, но имея в виду и возврат утраченных позиций, вновь решился на блок и организовал вместе с «Имперским флагом» капитана Хайса и «Союзом Оберланд» во главе с Фридрихом Вебером «Немецкий боевой союз», о притязаниях на руководство с его стороны уже не было и речи. Стремительной утратой своих позиций он был обязан не только первомайскому поражению, но и в ещё большей степени отъезду из Мюнхена – как только он перестал порождать сенсацию, испарилось все – и имя, и авторитет, и демагогическое величие. И лишь три недели спустя Рему, неустанно действовавшему в пользу своего друга Гитлера среди командиров «Кампфбунда», удаётся восстановить его реноме в такой степени, что в конечном итоге тот сумел заполучить политическое руководство союзом.