Фест - Адольф Гитлер (Том 2)

Правда, Гитлеру не удалось заставить противную сторону отречься от всего. Более того, Штрассер настаивал на том, что антибольшевизм неразумен и являет собой пример затуманивания мозгов капиталистической системой, которой удалось поставить национальные силы на службу своим эксплуататорским интересам. И всё же поражение было полным. Позднее Отто Штрассер, дабы оправдать позорный характер этого поражения, будет ссылаться на то, что Гитлер из хитрости будто бы назначил это совещание на будний день, чтобы не смогли приехать северогерманские гауляйтеры, исполнявшие свои обязанности на общественных началах и поэтому занятые на работе, так что в Бамберге были только Грегор Штрассер и Геббельс. Однако 14 февраля было воскресеньем, и сторонники Штрассера были представлены почти всеми крупными фигурами: Хинрих Лозе из Шлезвиг-Гольштейна, Теодор Вален из Померании, Руст из Ганновера, Клант из Гамбурга. Но ни один из них не поднялся с места, чтобы выступить в защиту идеи левого национал-социализма, смущённо смотрели они на Йозефа Геббельса, этот природный ораторский талант в своих рядах, и чувствовали себя, как и он, так, словно их треснули по головам. И как Геббельс был до онемения поражён силой внушения, исходившей от Гитлера, его блестяще аранжированным выходом, его колонной автомобилей, аппаратом и материальными затратами мюнхенцев, так и Грегор Штрассер оказался жертвой – хотя бы только на мгновение – ловкости и совратительной силы Гитлера. Когда атаки на «концерн предателей»[93 - Это выражение принадлежит, по всей вероятности, Готфриду Федеру, которому приходилось даже оправдываться на этот счёт; см.: Tyrell A. Op. cit. S. 124 ff.] дошли до своей кульминационной точки, Гитлер внезапно и демонстративно подошёл к нему и положил ему руку на плечо, и если этот жест и не обратил в его веру самого Штрассера, то все же произвёл впечатление на собрание и вынудил Штрассера пойти на определённое примирение: рабочее содружество северо – и западногерманских гауляйтеров было практически распущено, их проект программы даже не был поставлен на обсуждение, а экспроприация княжеской собственности была отклонена. Три недели спустя, 5 марта, Грегор Штрассер разослал размноженное на гектографе письмо, в котором просил товарищей срочно вернуть ему проект программы – «по совершенно определённым причинам», как он писал, и ещё потому, что он «обещал господину Гитлеру забрать назад все проекты без остатка».[94 - Опубликовано в кн.: Jochmann W. Nationalsozialismus und Revolution, S. 255. О. Штрассер, разозлившись по понятным причинам на «предателя Геббельса», возложил на него всю ответственность за бамбергский провал. Молчание, которым Геббельс встретил нападки Гитлера и мюнхенцев, и впрямь бросается в глаза и воспринимается как свидетельство его отмежевания от не мцев-северян. Однако в самом Бамберге до этого ещё не дошло, а рассказ О. Штрассера о том, что якобы в самый разгар дискуссии Геббельс встал и заявил о своём заблуждении и о переходе в лагерь Гитлера, другими источниками не подтверждается. Речь здесь явно идёт о попытке найти виноватого в столь явном фиаско Грегора Штрассера. Сам Геббельс, как свидетельствует Карл Кауфман, уже после Бамберга говорил, что Гитлер предал социализм; хотя, согласно этому же источнику, Геббельсу и вменяли в вину провал в Бамберге, однако довольно долго ещё считали единомышленником, но никак не отщепенцем; см.: Tyrell A. Op. cit. S. 128, Manvell R., Fraenkel H. Goebbels, P. 99.]

Можно считать, что энергичный отпор Гитлера адресовался не столько левой программе, сколько левому менталитету приверженцев Штрассера. Во всяком случае, он никогда не оценивал появление ростков какой-то идеи выше её самой и, как до того, так и после, перенимал или хотя бы использовал как декорацию любые представления о социализме; не без оснований же Геббельс ещё незадолго до заседания в Бамберге надеялся «завлечь Гитлера на нашу почву»[95 - Goebbels-Tagebuch, S. 59. Там же, например, на стр. 72, приводятся слова Гитлера о «его идеале: смесь коллективизма и индивидуализма. Земля, со всем, что на ней и в ней, народная. Производство, поскольку созидательно, индивидуализировано. Концерны, тресты, готовая продукция, транспорт и т. д. социализированы».]. И уж если он что и считал абсурдом и смертельной опасностью для движения, так это фигуру дискутирующего, запутавшегося в проблемах и волнуемого интеллигентскими чувствами самооправдания и сомнениями национал-социалиста, а именно такая фигура и маячила в окружении братьев Штрассеров. В её лице он боялся возврата того сектантского типа, который уже загубил движение «фелькише», и с характерной для него склонностью к крайним позициям приравнивал ничтоже сумняшеся любые идейные споры к сектантству. Насколько Гитлер ценил – и даже подогревал – личные конфликты среди людей своей свиты, настолько же не терпел он программных разногласий, ибо они, как он считал, только расходуют энергию и уменьшают ударную силу, которую следует направлять вовне. Одна из секретов успеха христианства, любил повторять он, заключается в неизменности его догм, и «католический» темперамент Гитлера редко где проявляется так ощутимо, как в этой приверженности застывшим, неизменным формулам. Как-то он сказал, что все дело только в политической вере, «вокруг которой кругами вращается весь мир», программа может быть «насквозь идиотской, источником же веры в неё является твёрдость, с которой её отстаивают». Всего несколько недель спустя он создаст и использует возможность, чтобы объявить старую программу партии, несмотря на все её ярко выраженные слабости, «не подлежащей изменению». Именно её устаревшие, старомодные черты и превращают её из предмета дискуссии в объект почитания – ведь она должна была не отвечать на вопросы, а придавать энергию; прояснение, считал Гитлер, означало бы только раздробление. А то, что он с неуклонной последовательностью настаивал на тождестве фюрера и идеи, соответствовало, помимо всего прочего, принципу непогрешимого фюрера, принципу не подлежащей изменению программы. «Слепая вера сворачивает горы», – сказал Гитлер, а один из наперсников коротко сформулировал это так: «Наша программа в двух словах: Адольф Гитлер».[96 - Формулировка д-ра Альберта Фольке в «Директивах для Веймара» («Richtlinien fuer Weimar») от 18 июля 1924 г., цит. по: Jochmann W. Nationalsozialismus und Revolution, S. 96 f; см. далее сообщение PND N 535 о собрании секции района Мюнхен-Лайм 21 марта 1926 г., НА 25 А/1762. Гитлер уже требовал однажды, во время летнего кризиса 1921 г., чтобы программа оставалась неизменной, – тогда сроком на шесть лет, и ставил это условием своего возвращения в партию. В том же выступлении, в котором он обосновывал своё требование, он упоминал также и о секрете успеха христианства, см.: Franz-Willing G. Op. cit. S. 111. 116, затем речь Гитлера в Гамбурге: Jochmann W. Im Kampf, S. 110, см. также: Heuss Th. Hitlers Weg, S. 22.]