Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

Я был молод и неопытен, а потому страшно смутился. “Иван Петрович, — сказал я, — Георгий Иванович у нас в институте более не работает, наш директор теперь — Константин Николаевич Корнилов, в институте многое переменилось — мы культивируем теперь объективные методы исследования психики, и вот почему я командирован к вам”. Реакция была незамедлительной, даже мгновенной. Так как мы стояли очень близко друг к другу, поведение Павлова было особенно демонстративным: он, не сделав ни одного шага, повернулся ко мне спиной и, бросив фразу: “Сожалею, молодой человек, сожалею”, отмаршировал прочь [Там же, с. 99-100].

А.: Но самое главное, в тот момент не поняли, что Корнилов, провозгласив марксизм новой “философией психологии”, был весьма далек от формулирования действительной программы построения психологии на новой основе. Он предлагал примерно то же, что в свое время, в дорефлексологи-ческий период своей деятельности, Бехтерев, — соединить субъективную эмпирическую психологию сознания с “объективной психологией” (бихевиоризмом, рефлексологией). Они, по его мнению, как элементы должны войти в марксистскую

психологию (См. [31]). Уже из этого ясно, что при соединении могла получиться только эклектическая конструкция, которая никак не могла оказаться марксистской именно потому, что в последней совершенно иначе понималось и сознание, и поведение. Заслуга Корнилова, пожалуй, только в одном: он привлек внимание психологов к действительно значимым положениям в марксистских философских книгах, которые могли сыграть свою роль в становлении новой психологии. Но у Корнилова они такой роли не сыграли. С: Догадываюсь.

А.: Да, собственная психологическая концепция Корнилова, которую он называл “реактологией”, была как раз такой эклектической конструкцией, где от марксизма ничего не было. Основным понятием этой концепции было понятие реакции, которое, по Корнилову, отличалось от такового в бихевиоризме.

К.Н. Корнилов: Тем-то отличается акт реакции от рефлекса и психического состояния, что тогда как первое есть лишь узкофизиологическое, а второе — узкопсихологическое понятие, абстрагированные из проявлений живого организма, реакция есть акт биологического порядка как выявление всех функций организма во всей их целокупности, где есть и физиологическая сторона, и ее “интроспективное выражение”… Совокупность-то этих реакций …и составляет предмет науки о поведении человека, строящийся в полном согласии с методологическими предпосылками диалектического материализма (Цит. по [18, с. 38]). А.: В результате реактологических исследований не было выявлено никаких конкретных психологических закономерностей, кроме очень незначительных сведений о скорости протекания элементарнейших реакций человека. Правда, Корнилов считал, что открыл новый закон, названный им “законом однополюсной траты энергии”, который заключался в следующем. Чем больше энергии тратится на мыслительные процессы, тем меньше ее остается для проявления движений вовне, то есть, грубо говоря, умственные и физические проявления обратно пропорциональны друг другу. В принципе эта связь была известна очень давно, обсуждалась, кстати, тем же Сеченовым, но только Корнилов сделал отсюда сверхо-бобщающие выводы. Впрочем, во многих своих высказываниях ему пришлось раскаиваться. С: Что ты имеешь в виду?

286 Диалог 6. Что может наблюдать психолог? Конечно, поведение А.: Я имею в виду резкую критику Корнилова во время так называемой реактологической дискуссии, которая проводилась в самом начале 30-х годов и отражала не только научные споры. Подробности ты можешь прочесть в разных публикациях [18; 32; 33 и др.]. Эклектичность научной позиции Корнилова просто бросалась в глаза, но из этого были сделаны далеко идущие политические “оргвыводы”. Вот что, допустим, было сказано в резолюции общего собрания ячейки ВКП(б) Государственного института психологии, педологии и психотехники (так назывался в то время Психологический институт имени Щукиной) от 6 июня 1931 года: “Только что закончившаяся дискуссия по реактологической психологии с полной ясностью показала, что в области психологии мы имеем классово враждебные влияния, в основном в виде механистических взглядов. Эти механистические взгляды, переплетающиеся с идеалистическими теориями, особенно опасны потому, что они протаскивались как якобы подлинно диалектико-материалистические… Возникшая как эклектическое сочетание совершенно различных психологических школ, имеющих свои корни в буржуазной философии и социологии, реактологическая психология некритически и без переработки перенесла к нам чуждые стране строящегося социализма буржуазные учения, их методы и методики… Отсутствие партийности, отсутствие основного политического стержня, который бы превращал психологию в одно из научных орудий социалистического строительства, приводило реактологическую психологию к ряду неверных и порой вредных для практики социалистического строительства положений” [33, с. 2-3, 5].

С: Значит, Корнилова в основном критиковали не за эклектизм, а за “вредность”? А.: Именно так. Он и сам жаловался на это.

К.Н. Корнилов: Наша психологическая дискуссия пошла совершенно по иному пути. Вместо принципиальной постановки вопроса о том, какими же путями возможно психологам включиться в социалистическое строительство, дискуссия приобрела узкоперсоналъный характер и нацело сосредоточилась только на разборе моих психологических воззрений… Понятно, что так ультраперсоналистски проведенная дискуссия … должна была отличаться … “крепостью слов” взамен “крепкой аргументации” [34, с. 45]. А.: Корнилов думал, что “крепость слов” вызвана только персоналистской, а не идеологической направленностью дис­куссии… Время показало, что стояло за этой “крепостью слов”… Возможно, последняя публикация ставших библиографической редкостью работ Корнилова [37] даст будущим историкам психологии новый материал для более объективного исследования советской психологической науки той поры в целом и творчества Корнилова в частности. С: Давай подведем итоги нашего обсуждения сегодня.

А.: Итак, направление в психологии, которое само называло себя “объективной психологией”, стремилось, прежде всего, изучать объективно (в данном случае с помощью естественнонаучных методов) то, что может быть действительно объективно наблюдаемо. Под словом “объективно” оно имело в виду, однако, внешнее наблюдение внешних проявлений поведения и психической жизни. “Внутренние” психические процессы должны были либо изучаться дополнительно, под контролем объективных методов исследования, либо изгонялись из “научной психологии”. В связи с этим понятно, что интроспективная и “объективная” психологии росли из одного корня, как говорил Выготский. Они сохраняли принципиально то же интроспективное понимание сознания. Вот почему на этом фоне по-иному выглядит концепция Сеченова, которая, хотя по названию и может быть отнесена к “объективной психологии”, на самом деле понимает под объективностью совершенно иное, а именно опосредствованное изучение психических процессов, определяемых антиинтрос-пекционистски. Позже мы познакомимся с иными вариантами именно так понимаемой “объективной психологии” (с концепцией Выготского и различными вариантами деятель­ностного подхода в психологии).