Макс Лукадо - В деснице благодати

раз в квартал мы закатывали пиршества.

Некоторые церковные ужины достойны названия «общий котел», из которого еще

неизвестно что повезет выловить. У нас было не так. Наши ужины становились

настоящим праздником. В местных универсамах нас просили предупреждать о таких

событиях заранее, чтобы они могли пополнить запасы. Поваренные книги

распродавались «на ура». Людей, которых редко удавалось увидеть на церковных

службах, легко можно было встретить в очередях к кассам. Для женщин это был

необъявленный кулинарный конкурс, а для мужчин — беззастенчивое обжорство.

О,

что

вы,

там

появлялся

настоящий

рог

изобилия

вместе

со

скатертью-самобранкой. Нежнейшая ветчина в ананасовом соусе, печеные бобы, разносолы и маринады, ореховый пирог (ой, у меня слюна капнула на клавиатуру).

Никогда не задумывались, почему среди проповедников так много крупных мужчин?

Ради таких угощений и выбираешь себе служение.

Будучи холостяком, я включил эти ужины в свою стратегию выживания. В то время

как другие планировали, что приготовить, я перенимал у верблюдов умение наедаться

впрок. Помня, что тоже должен что-нибудь принести, я взял за правило по

воскресеньям опустошать полки своего холодильника. Результаты были жалкие —

однажды я принес полкоробочки арахиса, в другой раз сделал полдюжины сандвичей с

джемом. Одним из лучших моих даров оказался нераспечатанный пакетик чипсов, более скромным вкладом стала консервная банка томатного супа, тоже еще не

открытая.

Негусто, но никто не жаловался. Вообще-то, наблюдая за поведением наших дам, вы могли бы решить, что я принес настоящую рождественскую индейку. Они брали мою

коробочку с арахисом и водружали ее на длинный стол рядом с остальными яствами, а

мне протягивали тарелку.

— Давай, Макс, не скромничай. Накладывай себе побольше.

И я не скромничал! Картофельное пюре с подливкой... Ростбиф... Жареный

цыпленок... Я брал всего понемножку, кроме, конечно, арахиса.

Я приходил как нищий, а пировал как король!

Хотя Павел никогда не бывал на наших ужинах, ему бы понравилась их

символичность. Он сказал бы, что Христос делает для нас в точности то же самое, что

делали для меня эти женщины. Он приглашает нас к Своему столу из любви к нам и по

нашей просьбе. Место на пиршестве нам обеспечивает вовсе не то, что мы приносим с

собой, — в самом деле, что бы мы ни принесли, на Его столе это будет выглядеть убого.

Единственное, что от нас требуется, — признать свой голод, ведь «блаженны алчущие и

жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:6).

Таким образом, наш голод — не вожделение, которым следует терзаться, а данное

Богом желание, которое необходимо удовлетворить. Нашу слабость нужно не

отрицать, а исповедовать. Не в этом ли самая суть слов Павла, который пишет:

«...Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых.

Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится

умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы

были еще грешниками» (Рим. 5:6-8)?

Портрет нищего

Павел характеризует нас нелестно. Мы немощны и нечестивы, мы грешники и враги

Бога (см.: Рим. 5:6, 8, 10). Таковы люди, за которых умер Бог.

Специалист по семейной терапии Пол Фолкнер рассказывает о человеке, который

решил удочерить проблемную девочку-подростка. Многие не поняли бы его. Она была

агрессивной, упрямой и бессовестной. Однажды, придя из школы, приемная дочь

перевернула вверх дном весь дом в поисках денег. К приходу отца она исчезла, а в

доме царил полнейший разгром.

Узнав об этом происшествии, друзья стали советовать отцу не оформлять

официальное удочерение.

— Пусть идет куда хочет, — говорили они. — В конце концов, она ведь вовсе не

твоя дочь.

Он отвечал просто:

— Знаю. Но я сказал ей, что она моя дочь1.

Бог тоже заключил со Своими людьми завет, предопределив усыновить их. Его

завет не теряет силы из-за нашего непокорства. Одно дело — любить нас, когда мы

сильны духом, послушны и усердны. Но когда мы готовы разграбить Его дом и забрать

то, что принадлежит Ему? Это проверка любви.

И Бог прошел такую проверку. «...Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что

Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:8).

Те дамы в нашей общине не обращали на меня и мою коробочку арахиса строгий

взгляд, сопровождаемый словами:

— Приходи-ка, когда научишься готовить.

Тот отец не смотрел на разоренный дом, говоря:

— Приходи-ка, когда научишься уважать родителей. Бог не смотрит на нашу

жалкую жизнь, говоря:

— Я умру за вас, когда вы будете этого достойны. Так и Давид не смотрел на

Мемфивосфея, говоря:

— Помогу тебе, когда научишься ходить. На Мемфикого?

На Мемфивосфея. Когда услышите его историю, поймете, почему я о нем

вспомнил. Сдуйте пыль с Первой и Второй книги Царств, там вы с ним познакомитесь.

У Ионафана, сына Саулова, был сын хромой. Пять лет было ему, когда пришло известие о

Сауле и Ионафане из Изрееля, и нянька, взяв его, побежала. И когда она бежала поспешно, то он упал и сделался хромым. Имя его Мемфивосфей 10.

2 Пар. 4:4

Скобки здесь — не опечатка. В Библии Мемфивосфей взят в скобки. Писание

сообщает о нем не слишком много, только его имя (Мемфивосфей), какое несчастье с

ним произошло (его выронила нянька) и какое у него было увечье (хромота).

Но этого достаточно, чтобы возникло несколько вопросов. Кем он был? Почему он

упомянут в Писании? Почему Лукадо включил его в свою книгу о благодати?

Здесь нужно немного предыстории. Мемфивосфей был сыном Ионафана и внуком

Саула, первого царя Израилева. Саула с Ионафаном убили в битве, так что во главе

царства встал Давид. В те времена новый царь нередко старался упрочить свое

положение, истребляя всех родственников прежнего.

Давид не собирался следовать такому жестокому обычаю, но родственники Саула

об этом не знали. Поэтому они поспешили спастись бегством. Особенно все

тревожились за пятилетнего Мемфивосфея, ведь после смерти отца и дяди он

становился главным претендентом на престол. Если бы Давид намеревался уничтожить

наследников Саула, этот мальчик оказался бы в списке первым. Поэтому семейству

только и оставалось что дать деру. Но в спешке маленький Мемфивосфей выпал из рук

няньки и сильно повредил себе обе ноги. Из-за этого он на всю жизнь был обречен

оставаться хромым.

Если его история начинает казаться вам знакомой, ничего удивительного. У вас с

ним много общего. Разве у вас, как и у него, не царское происхождение? Разве вы не