Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.

Зачем им это было нужно? Не верил я, что знать способна делать что-то просто так. Лишь для того, чтоб оставить хорошее о себе впечатление перед расставанием. Ехал в столицу, снова в пустом купе, и ломал себе голову. И не находил ответа.

Но в одном я был абсолютно и полностью уверен. У колобка был шанс таки ускользнуть от лисы. У меня - ни единого. Хотя бы уже потому, что лис было двое, и они отлично дополняли друг друга. Где-то, в какой-то момент, они съели меня. Так, что я даже и заметить не сумел.

Потом уже, в какой-то небольшой лавочке неподалеку от Сенного рынка, увидел в витрине небольшие фотографии, или копии с фотографий Великого Князя, Государя Николая Александровича и отдельно его невесты. За пару изображений убранных в простенькие латунные рамки приказчик просил три рубля серебром. А по отдельности продавать не хотел. Я подумал, поторговался и купил в итоге за полтинник.

И благородная разбойница, датская принцесса, девушка с удивительными глазами отправилась со мной в Сибирь.

7

Весенний кризис

Мои незабвенные племянницы в той, прежней жизни, утверждали будто бы - весной и осенью у шизофреников случаются обострения. Я с ними старался не спорить. Хотя бы уже потому, что вообще они использовали какую-то недоступную моему пониманию логику, легко объясняя все что угодно - от политических демаршей очередного "лидера оппозиции", до поднятия цен на бензин - "восстанием тараканов в голове". Возражения юные энтомологи воспринимали, вторжением в их личную жизнь, а ссориться с милыми и любимыми девчушками совершенно не хотелось. Но именно о весенних сумасшедших я и подумал, разглядев из окон экипажа встречающие меня у границы Томска делегации.

Во-первых, их, делегаций, было действительно несколько. И разделены они оказались не только по сословному признаку, что, кстати, было бы вполне естественно. Вот Тецков с Тюфиным вроде оба купцы и пароходники, а смотрели друг на друга, как Ленин на Мировой Империализм.

Во-вторых, у одних встречающих были в руках флажки и какие-то транспаранты, а возле других ждали команды "фас" несколько полицейских. Отдельно еще, в компании с подполковником Суходольским, и командиром Томского батальона, полковником Кошелевым, суетился главный губернский жандарм Кретковский. И на людей с флагами тоже смотрел совсем не добро.

К слову сказать, весна случилась стремительной. В одну неделю снег успел сойти почти весь, дороги развезло, и лед с рек большей частью сошел. Так что в любимый город я въехал недели на две раньше, чем рассчитывал. В Светлую седмицу, пятого апреля, после Пасхи. На этот день, к моему удивлению, не приходился ни пост, ни какой-нибудь очередной праздник, и в душе зашевелились какие-то нехорошие предчувствия.

Порадовало, что хотя бы мои люди держались вместе. Я имею в виду Гинтара с племянником, Варешку с Мишей Карбышевым, господ Чайковского и Штукенберга, инженера Волтатиса, Фризеля и его тезки - Менделеева, державшегося чуть в сторонке, но все равно - рядом, Захара Цыбульского.

Карета остановилась, последний оставшийся при мне конвойный казак спрыгнул с задка и открыл дверцу. Заиграли батальонные музыканты. Люди с флагами и транспарантами гаркнули "Ура"! С небольшой задержкой их вопли подхватили остальные. И, похоже, их самих это проявление единодушия так удивило, что двинувшись в мою сторону, все вдруг объединились в одну большую, для Томска, толпу.

Глухо, как из оврага, бабахнул ружейный залп. Артемка ссыпался с облучка - в руках револьвер, и кинулся меня защищать. Два десятка молодых глоток принялись вопить что-то про Сибирь. Явно товарища Потанина бойцы! Бородатые купцы норовили поклониться в пояс, распихивая чиновников. Пара десятков казаков на лошадях, ждали позади всех, но кричали и свистели как целый полк. Полицейские затравленно озирались, не имея понятия, что нужно предпринять, чтоб навести потребное благолепие, вместо этого дурдома на выезде...

И ведь не скажешь ничего, не крикнешь, чтоб замолчали. Они ведь все искренне. По разным причинам - семи пядей не нужно, чтоб догадаться, но от всего сердца. И во всю силу легких, не испорченных еще плохой экологией. Приходилось терпеть и улыбаться. И ждать, когда первый запал пройдет, когда они снова станут способны слышать кого-либо кроме самих себя.

Добро пожаловать в столицу Вашей губернии, Ваше превосходительство, - стало, наконец, сравнительно тихо и мой формальный заместитель, Павел Иванович Фризель, мог говорить. - Ибо вы, Ваше превосходительство, как говорили древние, есть primis inter pares, и без вас пребывание наше пустое и лишенное смысла...

Добро пожаловать домой! - выкрикнул кто-то из толпы, и все снова зашумели, заволновались, ошарашенные этой дерзкой выходкой. А мне так понравилось. И я не смог этого скрыть - губы сами собой расползлись в широченную улыбку.

Здравствуйте, - громко ответил я. - Здравствуйте мои дорогие сибиряки! Здравствуй Томск. Благодарение Господне, я вернулся.

Мы уж опасаться стали, что Государь вас, Ваше превосходительство, при себе изволит оставить, - смахивая слезы с глаз, пробасил Тецков.

Он и оставлял, - в каком-то лихом кураже, воскликнул я. - Да я отказался.

Да как же это?! - отшатнулся потрясенный до глубины души гигант. - Как же такое возможно-то, прости Господи?!

Потом, Дмитрий Иванович. Все потом. Все расскажу, обо всем поведаю. Потом только... Гинтар? Гинтар Теодорсович? Идите же сюда, мой друг. Дайте ка я вас обниму...

Распирало от эмоций. Герочка что-то верещал о приличиях, а мне хотелось пожимать руки людей, которых действительно рад был видеть, обнимать друзей и знакомиться с энергичной молодежью.

Здравствуйте, хозяин, - шепнул по-немецки седой банкир тихонько, прижавшись тщательно выбритой щекой. - Вы совсем меня растрогали... Тут такое творится...

Потом. Потом расскажешь, - ответил на том же языке я. И тут же начал отдавать распоряжения. Рассорились? Разругались? Это ничего. Это нормально. Это лечится. Ударным трудом на благо моего края и не то можно вылечить...

У плеча возник Карбышев с блокнотом и карандашом. Прямо там, возле, зенитным орудием, задранного в небо полосатого шлагбаума, записывал всю эту орду ко мне на прием. Я подсказывал очередность, не забывая вставлять и тех господ, кого среди встречающих не увидел. Как-то походя, между делом, мне представили нового томского полицмейстера - Фелициана Игнатьевича Стоцкого - крепкого, плечистого с упрямым подбородком и недоверчиво поджатыми губами, господина.

Кто из этих молодых людей Потанин? - спросил я Стоцкого. Но ответить тот не успел, хотя и мог. Паша Фризель опередил.

Вон тот, с возмутительной бородкой, Ваше превосходительство.

Прикажете доставить, Ваше превосходительство? - изображая туповатого служаку, поинтересовался полицмейстер.