Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.

Остальные два десятка студентов отправились в разные ВУЗы по рекомендации своих наставников из сотрудников моих лабораторий. Им денежную помощь будет оказывать недавно организованное Общество Всеобщей грамотности. Во всяком случае, Председатель... гм... в общем - руководитель Общества, Анастасия Павловна Фризель, мне это клятвенно обещала. Но обучение моего Артемки я намерен оплачивать исключительно сам. И жить он станет в нашем столичном доме. Со старым генералом я уже договорился.

И то, что я напоследок попросил Корнилова оказать мне еще одну услугу - отвезти Густаву Васильевичу Лерхе изумруды - это никакое не коварство. Для транспортировки этого богатства ведь надежный человек нужен. А кому мне еще доверять, как не бывшему денщику?!

Можно было, конечно, Пестянова отправить. Но Варешка мне в Томске был нужен. Хотя бы, чтоб присматривать за невесть, что о себе возомнившем коллежском секретаре, Александре Никитиче Лещове. Я понимаю - прислали шпионить, но зачем же к купцам, да еще накануне аукциона, со всякими глупостями приставать? У слуг моих и конвойных казачков обо мне выведывать. Как ребенок, честное слово! Любая баба на рынке ему бы обо мне в десять раз больше информации выдала. Городок у нас маленький - все про все знают. А чего не ведают - о том сочинят, и расскажут. За гривенник - так и вообще. Записывать устанешь.

В общем, всерьез я этого "засланца" не воспринимал. Считал - поиграется в детектива, помучается, да и заявится. А у меня и без Лещова дел полно. Фризелю все-таки удалось загнать меня в угол, и принудить сесть за сочинение очередного всеподданнейшего отчета. Я и так отговаривался чрезмерно долго. То завод у меня, то документы к аукциону, то китайцы...

У гостей из сопредельного государства было адресованные лично для меня два послания. От нового Кобдинского амбаня Куйчама, и от Улясютайского цзянь-цзуня Цуань Жюня. Это, вроде как - от губернатора и наместника провинции. Оба письма были написаны кисточкой, на тоненькой - чуть ли не прозрачной - рисовой бумаге, на французском языке.

Куйчам делился со мной своей радостью, по поводу открытия нового торгового маршрута между Поднебесной и Высоким государством. Намекал на возможность особого покровительства русским купцам, если кто-нибудь из них решится открыть свои склады и лавки в посаде крепости Кобдо. На взятку намекал - тут все понятно.

Не очень понятно, а потому подозрительно, звучала та часть послания, в которой Куйчам выражал недоумение в необходимости присутствия крупного, по тамошним меркам, русского воинского контингента в Чуйской степи. Мол, две великие империи давно живут в мире и согласии, так чего же опасается Томский амбань? Зачем крепость с пушками и целая армия кавалеристов? Это он, как я понял, о казаках. Хотел уже было сесть писать ему ехидный ответ. Что-нибудь вроде того, что, мол, у вас в Синьдзяне такая каша варится, что брызги кипятка и до нас долетают... А потом Герочка, коварно так, поинтересовался - а не намерен ли я здесь в Сибири еще и МИД Империи заменить? И если вдруг - да, так где у меня тут двери, чтоб он мог сойти с этого сумасшедшего носителя...

Улясютайский наместник был более лаконичен. Просто, и даже не слишком любезно, извещал меня, что царь Высокого государства разрешил, в порядке личной инициативы, торговать с осажденными в Кульдже циньскими властями. А потому, предлагал мне немедленно оповестить торговых людей своей губернии, что в столице Илийского края достаточно чая, шелка и серебра, чтоб вызвать интерес купцов. Китайцы же заинтересованы в поставках продовольствия, пороха и оружия. В случае же, если достаточно отважных и предприимчивых торговцев у нас не сыщется, наместник сообщал о возможности отправки караванов в Синьдзян из Монголии. Видно в Кульдже дела обстояли настолько плохо, что маньчжуры были готовы даже заплатить двойную таможенную пошлину, только чтоб не допустить падения осажденной повстанцами цитадели.

И только последним абзацем, буквально в двух словах, цзянь-цзунь сообщал, что Пекинское правительство официально разрешило торговлю китайских подданных в свободной экономической зоне в урочище Бураты.

Пока изучал послания, пока обдумывал куда переслать эти документы - в Омск или сразу в столицу,и что бы этакого написать в сопроводительной записке, бессознательно крутил в руках подарок томской юродивой. И очень удивился, когда один из купцов вдруг залопотал, за-лянькал и за-ханькал что-то по своему, указывая пальцем на поблескивающий у меня в ладошке опал.

Уважаемый Сяй говорит, что лишь сильный человек может владеть таким камнем, - заторопился переводить похожий больше на татарина, чем на китайца толмач. - Иными камень владеет сам! По древней легенде, такая драгоценность даже однажды спасла Китай.

Очень интересно, - равнодушно выговорил я, досадуя, что пожилой торговец оторвал меня от размышлений.

Уважаемый Сяй говорит, что осажденные в последнем оплоте китайцы подарили такой камень предводителю завоевателей, и тот больше так и не смог оторвать взгляд от волшебного мира, заключенного в драгоценности. Его армия была разбита, а он сам умер от голода.

Могу отправить его предводителю бандитов, что ныне стоят под стенами Кульджи, - хмыкнул я. - Только сомнение в эффективности такого способа вести войну останавливает меня.

Глава делегации снова заговорил, и вскоре я услышал перевод.

Уважаемый Сяй опечален. Он говорит, что теперь другая война и другие камни. И если эта драгоценная вещь - единственное, чем Высокое государство готово помочь несчастным обитателям Кульджи, то они уже обречены.

Другое время, другая война, - кивнул я. - Только люди - все те же.

12

Семнадцать мгновений зимы

Полностью готовый всеподданнейший отчет все равно продолжал называться черновиком. Потому что с января месяца порядок подачи такого типа документов был в Империи изменен. Теперь, прежде чем размноженные на копии попадут на столы Государя Императора, Наследника и Председателя Комитета министров, бумаги обязан был просмотреть и внести правки генерал-губернатор. Мне в общем-то было все едино, только так случилось, что к ноябрю кресло Западносибирского наместника оказалось вакантным. Прошение Александра Осиповича Дюгамеля об отставке вдруг было императором удовлетворено, однако имя нового Омского начальника так и не было названо. Странно это как-то было. Странно и тревожно. Словно черные, грозовые тучи на горизонте, которые невесть куда может принести.

Кстати сказать, Обычно замещающий Дюгамеля, генерал-лейтенант Панов тоже был как-то вдруг снят с должности военного губернатора Области Сибирских киргизов и причислен к Генеральному Штабу. Сама же область разделена примерно пополам. На Акмолинскую - перешедшую под управление Оренбургских властей, и Семиреченскую - присоединенную к вновь создаваемому Туркестанскому наместничеству. Генерал-губернатором в Ташкент был назначен генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев.