Борис Акунин - Самый страшный злодей и другие сюжеты

Такие лица у обоих, вероятно, и были во время этого разговора

Мог, конечно, Бабель правоверному большевику и про чекистов на голубом глазу подсюсюкнуть. Смущает термин, точь-в-точь повторенный Лилей Брик сорок лет спустя. Похоже, что в кругу этих ярких, злоязыких и, мягко говоря, неглупых людей подобное определение было в ходу. Не думаю, что в ироническом контексте, и вряд ли из страха перед стукачами. Времена (середина двадцатых) были пока еще относительно нестрашные. Мне кажется, что Бабель и вообще литбратия действительно считали чекистов святыми.

Ужасом и восхищением пронизан рассказ Бабеля «Фроим Грач». Там, кто не помнит, описано, как 23-летний рыцарь революции Симен, председатель одесской ЧК, в минуту, безо всякого разбирательства, поставил к стенке легендарного налетчика, пришедшего к нему просто «поговорить по-человечески». Во втором чекисте, следователе Боровом, легко угадывается сам автор. Этот маленький рассказ многое объясняет и про «святость», и про пиетет по отношению к чекистам.

Справа – ЧК, где «вывели в расход» одесскую легенду

Симен говорит потрясенному расправой Боровому: «Ответь мне как чекист, ответь мне как революционер – зачем нужен этот человек в будущем обществе?» «Не знаю, – Боровой не двигался и смотрел прямо перед собой, – наверное, не нужен…»

Но самое страшное, на мой взгляд, не это, а следующие два предложения, которыми заканчивается рассказ:

«Он [Боровой] сделал усилие и прогнал от себя воспоминания. Потом, оживившись, он снова начал рассказывать чекистам, приехавшим из Москвы, о жизни Фройма Грача, об изворотливости его, неуловимости, о презрении к ближнему, все эти удивительные истории, отошедшие в прошлое…»

В этом для меня весь Бабель: « потом, оживившись »…

Бог с ним, с несчастным Бабелем. Во-первых, он дорого заплатил за свою очарованность стальными людьми, а во-вторых, мой пост не про литераторов, а про «святых чекистов».

Тут всё очень непросто. Мы можем сколько угодно потешаться над советскими фильмами про гражданскую войну, ненавидеть картавых ильичей и железных феликсов, но что правда, то правда: большевики первых лет революции, во всяком случае многие из них, были бессребрениками и аскетами, безжалостными не только к врагам, но и к себе. Если б они думали о собственном брюхе, то не удержали бы власть и не победили бы своих опытных и мужественных противников. Победить в гражданской войне возможно, только если за тобой идет народ. А народ в час испытаний идет лишь за теми, кто вызывает уважительное изумление абсолютной верой, бесстрашием, самоотверженностью: за пророками, подвижниками и святыми.

Вот они, «святые люди» Лили Юрьевны и Исаака Эммануиловича

И я стал думать, что, поскольку мироустройство дихотомично и на всякий Ян сыщется свой Инь, в черной половине бытия тоже должна иметься своя агио-иерархия. У Дьявола (если вас раздражает мистицизм – у Зла) обязательно есть собственные святые разного ранга. Они обладают тем же набором замечательных качеств, что и святые Добра: бескорыстны, несгибаемы, с пламенем на устах и пылающим углем в груди. Они столь же сильно воздействуют на умы и души – в особенности художнические, потому что люди искусства падки на демоническое и фактурный Воланд их завораживает больше, чем тихий Иешуа.

Святыми Зла, вероятно, были Друг Народа Марат и Неподкупный Робеспьер, которые во имя великой идеи Свободы-Равенства-Братства истребили тысячи несознательных соотечественников. Из той же породы, мне кажется, и Дзержинский. По свидетельству встречавшихся с ним людей он был чрезвычайно скромен в обиходе, безжалостен к себе, отнюдь не жесток, но то, что творила его Чрезвычайка во имя светлого будущего, не поддается описанию.

Рыцарь революции, И рыцарственное обхождение с «классово чуждыми» дамами

В ЧК ленинского периода (и, шире, в партии) деятелей, подобных Дзержинскому и бабелевскому товарищу Симену, было много. Их электричество заставило содрогнуться весь мир, породило не только новые формы диктатуры, но и новые формы искусства, чуткого ко всякой сильной энергетике.

Потом, конечно, на смену «святым людям» пришла прагматическая и цепкая генерация сталиноидов. Этим заканчивается всякая революция. Я могу точно назвать дату, когда время большевистского аскетизма официально завершилось: 9 февраля 1932 года секретным постановлением Политбюро был отменен «партмаксимум», мешавший советскому чиновничеству радоваться жизни. Всё встало на свои места. Зло стало довольствоваться услугами несвятых порученцев, которые в конце концов разменяли большевистский драйв на партзарплаты «в конвертах», персональные пайки и спецдачи.

Святые рыцари Зла, впрочем, в мире не перевелись. Просто они сменили одни доспехи на другие. Именно к этой категории относятся современные террористы: фанатики, которые во имя Идеи (не имеет значения, какой именно) взрывают себя вместе с ни в чем не повинными людьми.

Святые от Дьявола – это подвижники Идеи, которая больше человека . Вот признак, по которому безошибочно определяется черный цвет нимба.

У святого со стороны Добра никакая, даже самая распрекрасная идея не может быть больше человека. И никогда святой от Добра не пожертвует ради Идеи жизнью другого – только своей собственной.

Из комментариев к посту:

tsarev_alexey

Есть слепые, которые видят не то, что есть, а то, что кому-то хочется (они обычно снизу); есть зрячие, которые видит, что есть, но соглашаются врать из инстинкта самосохранения и т. д. (они обычно повыше); остальные (те, кто видит и не соглашается), как правило, вымываются, и система потихоньку становится тоталитарной. Умножаем на некоторый длительный промежуток времени для формирования соответствующих привычек – и на выходе получаем уже рефлексы. «Стальные глаза, холодная голова, горячее сердце, чистые руки» и дальше с песнями…