Radclyffe - Забытая мелодия любви

“Привет, любовь моя”, - тихо позвала она.

“Привет, дорогая. О чем ты думаешь?”

Грэм удивилась. “О музыке”.

Анна присела на подлокотник, запустив пальцы в волосы Грэм на затылке. Она наклонилась и поцеловала ее. “Я должна была догадаться”.

“Почему?” - спросила Грэм, стягивая Анну себе на колени.

“Потому что у тебя был такой вид, будто ты не здесь, а где-то, куда никому нет доступа”.

“Это тебя беспокоит?” - прошептала Грэм, касаясь губами чувствительной точки за ухом Анны.

“Возможно, - сказала Анна, ловя губами губы Грэм. Их поцелуй стал глубже, и вскоре их дыхание участилось.

У Анны закружилась голова, ее тело стало горячим.

“Если бы ты ко мне не возвращалась”, - сказала она охрипшим от возбуждения голосом.

Грэм встала, обнимая Анну.

“Ты всегда можешь позвать меня обратно”, - прошептала она, уткнувшись в теплую кожу на шее Анны. “Потому что я твоя”. Одной рукой она притянула Анну ближе, а второй расстегнула ей блузку и дотронулась до груди.

Анна застонала, чувствуя давление бедер Грэм. “Грэм, стой, мы не можем, тебе нужно собираться”.

У нее перехватило дыхание, когда рука Грэм опустилась ниже к источнику усиливающегося тепла. “О, нет, это нечестно! Я так сильно тебя хочу!”

Грэм засмеялась и потянула Анну на кровать. “Разве ты не знала, что я ждала этого все утро? Ты единственное, что мне сейчас нужно”.

“Это своеобразный предконцертный ритуал? - спросила Анна, выходя из душа. То, как Грэм занималась любовью, всегда отражало ее эмоциональное состояние, и в этот раз она была очень требовательно и голодной”.

Грэм ухмыльнулась. “А это идея. Можно и так сказать”.

“Это щекочет мне нервы, - с улыбкой сказала Анна. - А тебе?”

Грэм протянула вперед совершенно спокойную руку, ее улыбка стала еще шире.

“Где мои запонки?”

“На тумбе справа от расчески”.

Анна наблюдала за тем, как грациозные руки умело вдевали жемчужные запонки в отверстия рубашки, те руки, которые лишь час назад настойчиво ласкали ее, пока ее тело содрагалось от удовольствия.

“Ты смотришь на меня”, - заметила Грэм, беря в руки белый шелковый галстук. Она растянула его на пальцах и повернула, чтобы завязать.

Анна тихо засмеялась, беря в руки мягкую ткань, чтобы завязать на шее своей возлюбленной.

“Я что-то делала неправильно?” - озадаченно спросила Грэм.

“Ты всегда все делаешь правильно, - нежно напомнила Анна. - Я делаю это, потому что мне это приятно. - Она расправилась с галстуком и поцеловала Грэм в губы. - Я люблю тебя и очень тобой горжусь”.

Грэм ответила на поцелуй и серьезно сказала: “Я люблю тебя всем сердцем. А теперь опиши мне свое платье. Я хочу знать, как ты будешь выглядеть сегодня вечером”.

Анна сделала шаг назад, сняла платье с вешалки и надела. “Почему бы тебе не посмотреть самой?” - игриво предложила она.

Грэм ответила на предложение, подняв уголки рта. Никто еще не командовал ею так, как Анна.

“Хорошо”.

Она подошла к Анне, которая спокойно стояла, пока Грэм исследовала материал, спадающий с плечей, обтягивающий грудь и талию.

Ее прикосновение разожгли огонь в теле Анны, и она едва сдерживала желание снова не поддаться этим требовательным пальцам. У них совершенно не было на это времени!

“Какого оно цвета?” - хрипло прошептала Грэм, держа руки на бедрах Анны.

“Как ночь в октябре”, - едва вымолвила Анна, обвивая Грэм за шею.

Грэм кивнула, притягивая ее ближе. “Красивое”.

Анна прикоснулась пальцем к своим губам, а затем к губам Грэм. “Спасибо”.

До концертного зала они ехали в тишине. Рука Анны покоилась в руке Грэм - теплой и спокойной. Когда машина начала тормозить, Анна выглянула из окна.

“Рассказывай”, - спокойно сказала Грэм.

“Там много людей, есть фотографы. Проход огорожен лентой”.

“Далеко до входа?” - последовал тихий вопрос.

“Столько же, как от входной двери до музыкальной комнаты. Четыре шага вперед, затем пять в двери. Шейла ждет тебя в гримерке”.

Грэм не спрашивала, откуда Анна знала точное расстояние, которое ей предстояло пройти на глазах у любопытной толпы, расстояние, которое она столько раз преодолевала, но никогда прежде в темноте. А Анна не сказала, что приезжала сюда днем ранее, чтобы все проверить.

Анна и представить себе не могла, как тяжело должно быть для Грэм впервые появиться на публике после аварии. Она хотела максимально это облегчить. Она крепко сжала руку Грэм.

“Спасибо”, - мягко сказала Грэм, зная, что сделала Анна.

“Ты и сама легко справишься, Грэм”.

“Да”, - сказала Грэм и открыла дверь лимузина, выходя под обстрел вспышек фотоаппаратов и какафонии голосов, зовущих ее:

“Мисс Ярдли! Маэстро! Сюда!”

Не обращая внимания на требования толпы, она подала руку Анне и взяла ее под руку.

“Но я больше не должна делать это одна, правда?” - прошептала она Анне, идя по дорожке, для которой Грэм была рождена.

В зале был аншлаг. Новость о том, что Грэм возвращается на сцену, подняла шум в мире музыки, и ее концерта ждали с нетерпением. Анна сидела с Хэлен, пытаясь успокоиться.

Они сидели в вип-ложе слева от сцены, места были расположены так, что было видно руки пианиста на клавиатуре.

Вскоре после того, как они сели, подошел молодой швейцар с букетом длинных белых роз.

Он остановился перед Анной и сказал: “Для вас, мадам”.

Анна взяла цветы и дрожащими руками вынула открытку. Четким почерком Грэм было написано: “Ты моя сила и мое вдохновение. Ты моя сердце. Вся музыка - для тебя. Твоя целиком, Грэм”.

“О, Грэм”, - прошептала она, по ее щекам вдруг покатились слезы.

“Ты в порядке, дорогая?” - обеспокоенно спросила Хэлен.

Анна взяла ее за руку и нежно сжала, пытаясь сдердать слезы.

“Когда мне казалось, что я могу ее потерять, что мы все можем ее потерять… О, Хэлен!”

Хэлен успокаивающе сжала ее руку. “Не волнуйся, Анна. Сейчас с тобой она сильнее, чем до аварии”.

В зале погас свет, и Грэм вдруг оказалась на сцене - высокая, элегантная, идеальная. Она приветственно кивнула оркестру и зрителям и села за рояль, будто и не было этого перерыва.

Музыка, исходящая из-под тонких пальцев Грэм, заполнила зал. А рефрен показал слушателям всю красоту и страсть ее сердца. Наконец Анна увидела то, что раньше могла только представлять по газетным вырезкам.

Одна на сцене, в свете прожектора, Грэм делилась с публикой своим гением.

Как только в воздухе повисла последняя нота, из зала на сцену полетели цветы и послышались приветственные крики.

Грэм стояла, слушая аплодисменты, повернувшись в сторону, где она знала, сидела Анна. Она кивнула ей, благодарно прижав руку к сердцу. Сквозь слезы Анна смотрела в темные глаза Грэм, которые проникали ей в душу.