Гай Крисп - Историки Рима

11. Когда Ганнон кончил, никто не счел нужным ему отвечать: до такой степени весь сенат, за немногими исключениями, был предан Ганнибалу. Замечали только, что он говорил с еще большим раздражением, чем римский посол Валерий Флакк. Затем римлянам дали такого рода ответ: войну начали сагунтийцы, а не Ганнибал, и Рим поступил бы несправедливо, жертвуя ради Сагунта своим старинным союзником 379— Карфагеном.

Пока римляне тратили время на отправление посольств, Ганнибал дал своим воинам, измученным и битвами и осадными работами, несколько дней отдыха, расставив караулы для охраны навесов и других сооружений; тем временем он возбуждал в воинах то гнев против врагов, то надежду на награды, и этим воспламенял их отвагу. Когда же он в обращении к войску объявил, что по взятии города добыча достанется солдатам, все они до такой степени воспылали рвением, что, если бы сигнал к наступлению был дан тотчас же, никакая сила, казалось, не могла бы им противостоять. Что же касается сагунтийцев, то и они приостановили военные действия, не подвергаясь нападениям и не нападая сами в продолжение нескольких дней; зато они не предавались отдыху ни днем, ни ночью, пока не возвели новой стены с той стороны, где разрушенные укрепления открыли врагу доступ в город. Вслед за тем им пришлось выдержать новый приступ, много ожесточеннее прежнего. Они не могли далее знать, куда им прежде всего обратиться, куда направить свои главные силы: отовсюду неслись разноголосые крики. Сам Ганнибал руководил нападением с той стороны, где везли передвижную башню, превосходившую вышиной все укрепления города. Когда она была подвезена и под действием катапульт и баллист, расположенных по всем ее ярусам, стена опустела, тогда Ганнибал, считая время удобным, послал приблизительно пятьсот африканцев с топорами разбивать нижнюю часть стены. Это не представляло особой трудности, так как камни не были прочно скреплены известью, а просто швы залеплены были глиной, как в старинных постройках. Вследствие этого стена рушилась на гораздо большем пространстве, чем то, на котором она непосредственно подвергалась ударам, и через образовавшиеся проломы отряды вооруженных вступали в город. Им удалось даже завладеть одним возвышением; снесши туда катапульты и баллисты, они окружили его стеной, чтобы иметь в самом городе укрепленную стоянку, наподобие грозной твердыни.

И сагунтийцы, в свою очередь, соорудили внутреннюю стену для защиты той части города, которая не была еще взята. Обе стороны одновременно и сражаются, и работают; но, будучи принуждены отодвигать защищаемую черту все более и более внутрь города, сагунтийцы сами с каждым днем делали его меньше и меньше. В то же время недостаток во всем необходимом становился, вследствие продолжительности осады, все ощутительнее, а надежда на помощь извне слабела; римляне, единственный народ, на который они уповали, были далеко, а вся земля кругом была во власти врага. Все же некоторым облегчением в их удрученном положении был внезапный поход Ганнибала на оретанов и карпетанов. 380Эти два народа, возмущенные строгостью производимого среди них набора, захватили Ганнибаловых вербовщиков и были, по-видимому, не прочь отпасть; но, пораженные быстрым нашествием Ганнибала, они отказались от своих намерений.

12. А осада Сагунта велась тем временем ничуть не медленнее, так как Магарбал, 381сын Гимилькона, которого Ганнибал оставил начальником, действовал с такой энергией, что ни свои, ни враги не замечали отсутствия главнокомандующего. Он дал врагу несколько успешных сражений и с помощью трех таранов разрушил часть стены; когда Ганнибал вернулся, он мог показать ему свежие развалины на протяжении всей новой черты. Тотчас же Ганнибал повел войско против самой крепости; произошло ожесточенное сражение, в котором пало много людей с обеих сторон, но часть крепости была все-таки взята.

Тогда два человека, сагунтиец Алкон и испанец Алорк, сделали попытку примирить враждующие стороны — правда, без особой надежды на успех. Алкон, без ведома сагунтийцев, вообразив, что его просьбы сколько-нибудь помогут делу, ночью перешел к Ганнибалу; но, видя, что слезы никакого впечатления не производят, что Ганнибал, как и следовало ожидать от победителя, ставит ужасные условия, он, из посредника превратившись в перебежчика, остался у врага; по его мнению, тот, кто осмелился бы предлагать сагунтийцам мир на таких условиях, был бы убит ими. Требования же состояли в следующем: сагунтийцы должны были дать турдетанам полное удовлетворение, передать все золото и серебро врагу и, взяв с собою лишь по одной одежде на человека, покинуть город, чтобы поселиться там, где прикажет пуниец. Но между тем как Алкон утверждал, что сагунтийцы никогда не примут этих условий, Алорк заявил, что душа человека покоряется там, где все средства к сопротивлению истощены, и взялся быть истолкователем условий предлагаемого мира: он служил тогда в войске Ганнибала, но считался, согласно постановлению сагунтийцев, соединенным с ними союзом дружбы и гостеприимства. И вот он открыто передает свое оружие неприятельскому караулу и проходит за их укрепления; по его собственному желанию, его ведут к начальнику Сагунта. Тотчас же сбежалось к нему множество людей всех сословий; но начальник, удалив толпу посторонних, ввел Алорка в сенат. Там он произнес такую речь.

13. «Если бы ваш согражданин Алкон, отправившийся к Ганнибалу просить его о мире, исполнил свой долг и принес вам условия, которые ставит Ганнибал, то я счел бы излишним приходить к вам — не то послом Ганнибала, не то перебежчиком. Но так как он, по вашей ли, или по своей вине, остался у врагов — по своей, если его боязнь была притворной, по вашей, если у вас действительно подвергается опасности тот, кто говорит вам правду, — то я, в силу старинного союза гостеприимства с вами, решился отправиться к вам, чтобы вы знали, что есть еще возможность для вас — на известных условиях — спасти себя и заключить мир. А что все мои слова подсказаны мне исключительно заботою о вас, а не какими бы то ни было посторонними расчетами, — доказательством да будет уже одно то, что я никогда не обращался к вам с предложениями о мире, пока вы или могли сопротивляться собственными силами, или надеялись на помощь со стороны римлян. Теперь же, когда надежда на римлян оказалась тщетной, а ваше оружие и ваши стены уже не служат вам защитой, я явился к вам с условиями мира, невыгодного, но необходимого. Но этот мир возможен только в том случае, если вы согласны выслушать его условия в сознании, что вы побеждены и что Ганнибал ставит их как победитель, если вы, памятуя, что победителю принадлежит все, согласны считать подарком то, что он оставляет вам, а не потерей то, что он у вас отнимает. Итак, он отнимает у вас город, который и без того уже в его власти, будучи в значительной части разрушен и почти весь взят им; зато он оставляет вам землю, предоставляя себе указать вам место для основания нового города. Сверх того он требует, чтобы вы передали ему все золото и серебро, находящееся как в общественной казне, так и у частных лиц; зато он обеспечивает вам жизнь, честь и свободу, как вашу собственную, так и ваших жен и детей, — если вы согласны оставить Сагунт без оружия, взяв по две одежды на человека. Таков приказ победоносного врага, таков же и совет — совет тяжкий и грустный — вашей судьбы. Я, со своей стороны, не теряю надежды, что Ганнибал, видя вашу покорность, несколько умерит свои требования; но и теперь я полагаю, что лучше подчиниться им, чем допустить, чтобы враг по праву войны убивал вас или же перед вашими глазами поволок в рабство ваших жен и детей».