И. Халатников - Дау, Кентавр и другие

В.А. Малышев и М.Г. Первухин (политические деятели) — зна­ли об Институте физических проблем, это была в каком-то смысле их епархия. Вернуть Капице институт в том виде, в котором он существовал до его отстранения, было, по-видимому, несложно. Однако передать ему институт, который иг­рал хоть какую-то роль в создании атомного оружия, было нелегко, поскольку эти «генералы» свои «боевые единицы» берегли и расставаться с ними не хотели.

Капица это прекрасно понимал. Он понимал также, что при­влечь внимание правительства к своей работе по электронике без специальной «наживки» он не сможет. Этой «наживкой» и послужила в свое время идея о возможности применения мощ­ного электромагнитного излучения для сбивания самолетов и других воздушных целей, о чем он писал в 1950 г. Маленкову. В таком виде эта идея могла произвести впечатление на пра­вительство, на наших государственных деятелей. В некотором смысле Капица предвидел идею лазера и лазерного оружия. Разница лишь в диапазонах электромагнитного излучения. Он работал в одном диапазоне, а лазерное излучение — это дру­гой диапазон.

В это время лазеры еще не были изобретены, но идея, что можно электромагнитное излучение использовать для сбива­ния самолетов или других объектов, по существу впервые была сформулирована в этом письме. И она в дальнейшем была использована П.Л. для пропаганды своих научных достиже­ний. Эта идея в качестве «наживки» была вновь, как рыболо­вом, использована им в письмах, которые он уже после смерти Сталина писал Н.С. Хрущеву и Г.М. Маленкову.

Вопрос о возвращении института Капице обсуждался на са­мом высоком уровне. Просочилась информация (это было в начале 1954 г.), что со стороны атомного лобби возникло силь­ное сопротивление: М.Г. Первухин, В.А. Малышев и другие вы­ступили против. Не желая расставаться с институтом, хотя у них были «объекты» и покрупнее, они заявили, что там ведут­ся важные исследования по атомному оружию, к которым нельзя допускать Капицу. При этом имелась в виду, главным образом, теоретическая лаборатория, которой руководил я (она выделилась из теоротдела Ландау). В этой лаборатории (а в нее входило большое вычислительное бюро) еще продолжа­лась некоторая деятельность в области атомного оружия, про­изводились расчеты. Таким образом, я оказался в довольно странном положении. С одной стороны, я был одним из ак­тивных двигателей идеи возвращения института Петру Леони­довичу, а с другой — одним из тормозов.

В то время у нас в институте большую роль играл секретарь парткома Владимир N. Он был аспирантом Ландау. Льва Да­видовича еще в 1950 г. предупреждали, что человек этот невы­сокого морального уровня, но Ландау отреагировал так: «Он сдал теорминимум, поэтому имеет право быть принятым в мою аспирантуру. Я не могу делать никаких исключений». Впо­следствии N. отплатил ему черной неблагодарностью. В янва­ре 1953 г., когда на партийном собрании ИФП обсуждалось «дело врачей», этот человек бил себя в грудь и рассказывал, как Ландау плохо им руководил...

В 1953-1954 гг. N. был вхож в Отдел науки ЦК КПСС. Од­нажды он в коридоре сообщил мне, что вопрос о возвращении института Капице обсуждался на заседании Президиума ЦК и решился отрицательно. Судя по некоторым деталям, инфор­мация эта исходила от М.А. Суслова.

Стало ясно, что если мы хотим, чтобы Капица вернулся в институт и вновь стал его директором, нужно действовать, притом быстро. Мне пришла в голову мысль подготовить кол­лективное письмо руководителям страны. Это было, по-видимому, одно из первых подобных писем. Потом коллективные обращения стали очень популярны в нашей общестьенной жизни.

С этой идеей я пошел к Ландау. В это время у него нахо­дился А.И.Ахиезер, который заметил: «Если захотят вернуть институт Капице, вернут и без письма». Ландау посоветовался со своим другом Аретмием Алиханьяном, который мою идею поддержал, и мы с Ландау составили такое письмо, а сбором подписей занимался я вместе с Алексеем Абрикосовым. Мы объезжали академиков, членов-корреспондентов, известных физиков. Письмо подписали А.И. Алиханов, А.И. Алиханьян, Н.Н. Андреев, Л.А. Арцимович, Л.Д. Ландау, Г.С. Ландсберг, М.А. Леонтович, П.Н. Лукирский, Н.Н. Семенов, И.Е. Тамм, А.И. Шальников, А.В. Шубников. Всего 12 человек. Мы не обращались к А.П. Александрову, это было бы бестактно. Толь­ко один человек отказался подписать — И.К. Кикоин. Он ска­зал те же самые слова, что и А.И. Ахиезер: «Если решат вер­нуть институт, то сделают это и без нашего письма». Это был единственный случай отказа.

Мне особенно запомнилась реакция А.В. Шубникова. Это ' был наш известный кристаллограф, классик, человек сдержан­ный, несколько суховатый. Мне с ним прежде не приходилось сталкиваться, мы были разных поколений, но сообщество физиков тогда не было таким большим, как сейчас, так что обо мне он что-то слышал и принял меня очень любезно. Не­медленно подписал письмо, только спросил: «А кто еще под­пишет?» И аккуратненько занес в свою записную книжку все имена. Это была естественная реакция хорошо организован­ного, может быть немного педантичного человека.

Письмо за подписью 12 физиков мы с Абрикосовым отвез­ли и в приемную Совета Министров, и в приемную ЦК КПСС. Оно произвело должное впечатление. Вскоре, по-видимому, состоялось еще одно заседание Президиума ЦК и была созда­на согласительная комиссия, потому что голоса на том заседа­нии, как нам стало известно, разделились примерно поровну.

Я думаю, что Хрущев и Маленков в душе сочувствовали идее возвращения института Капице, но была оппозиция со сторо­ны группы Малышева и Первухина.

Согласительная комиссия в конце концов решила: Институт физических проблем возвратить Капице, а те лаборатории, ко­торые были тесно связаны с деятельностью Министерства сред­него машиностроения, передать другим институтам. Лаборато­рия с ускорителем Ван-де-Граафа была передана Курчатовскому институту, а теоретическая лаборатория, которую я в то время возглавлял, в Институт прикладной математики, директором которого был М.В. Келдыш. Таким образом, вопрос об основ­ном препятствии — теоретической лаборатории с вычислитель­ным центром — был решен, и П.Л. вернулся в институт.

В Институте прикладной математики я провел всего пол го­да. Для меня уход из ИФП был личной трагедией. Связь с Лан­дау я, естественно, мог поддерживать, не в том дело. Я привык к обстановке этого уникального учреждения. К тому же место для физика в математическом институте найти было нелегко...

Я пожаловался на свою судьбу И.В. Курчатову, который от­носился ко мне с симпатией, сказал ему, что не нахожу себе места в математическом институте. Он пообещал: «Я тебя за­беру к себе». (Он ко многим обращался на «ты».) И действи­тельно, появилось распоряжение по Академии наук о перево­де моей группы, без математиков, в Институт Курчатова, даже было выделено помещение в корпусе у Л.А. Арцимовича.