Карен Монинг - Скованные льдом

религиозные люди усложняют всё тем, что подразделяются на множество подвидов, в

зависимости от особенностей проведения своих ритуалов, создавая такое количество

деноминаций, что букв в алфавите не хватит, чтобы все перечислить, при этом утверждая,

что в рай попадут лишь представители исключительно их деноминации. Чуваки. Это

странно. Я считаю, что если Бог существует, то ему или ей начхать какой монастырь мы

отгрохаем, и какому уставу он будет следовать. Его больше интересует, что мы делаем изо

дня в день. Он наблюдает за нами, смотрит, как мы используем это увлекательное

приключение под названием жизнь. Делаем ли мы что-нибудь стоящее. Думаю, на небеса

попадут самые интересные из нас. В смысле, если бы я была Богом, то хотела бы, чтобы со

мной были именно такие люди. А еще я считаю, что быть вечно счастливым - бесконечно

скучно, так что я пытаюсь быть не особо интересной, хотя мне это, конечно, нелегко дается.

Лучше уж я буду супергероем в аду, надирая задницы демонам, чем ангелом в раю, парящем

в воздухе с блаженной улыбкой на лице, играющим целый день на арфе. Чуваки, дайте мне

барабаны и тарелки! Люблю стучать и бить.

Итак, Риодан притащил меня к церкви. Я остановилась снаружи, вглядываясь внутрь, в

нерешительности.

Мысленно я перечислила все случаи обледенения, которые видела до сих пор: один из

уровней клуба в Честере, склад на окраине города, два небольших подпольных паба, фитнес-

центр, семья c поляны-прачечной и теперь небольшой церковный приход.

Я торчу у входа, около высоких двустворчатых дверей, и совсем не тороплюсь внутрь.

Оттуда веет таким зверским холодом, какого не было еще ни на одном леднике. Дыхание

прожигает легкие, учитывая, что от меня до алтаря, около которого в ледяной

рождественской сцене застыли люди, метров пятьдесят. Восемь мужчин, три женщины,

священник и собака стоят, и еще старик сидит за органом. Говорят, Xэллоуин пережило

больше мужчин, чем женщин, и что в сельской местности женщины стали таким дефицитом,

что для того, чтобы заполучить себе одну, мужики готовы поубивать друг друга. Трубы

органа, покрытые льдом, возвышаются над алтарем, а с потолка свисают огромные сосульки-

сталактиты. В помещении завис ледяной туман. Священник стоит у алтаря, лицом к

остальным, с поднятыми руками. Он так и застыл посреди проповеди.

- Здесь холоднее, чем в других случаях. Учитывая, какая температура снаружи и прочие

факторы, предполагаю, что здесь все случилось совсем недавно, - говорю я. Мое дыхание

образует маленькие облачка, которые зависают в воздухе. Меня передергивает от

неконтролируемой дрожи. - Блин, тут холодно!

- Слишком холодно для тебя.

Я посмотрела на него. Фраза прозвучала почти как вопрос.

- Чувак, ты беспокоишься обо мне? Я несокрушима. Когда ты узнал об этом случае?

- Фейд нашел его сорок минут назад. Он проходил мимо церкви десятью минутами

раньше, и она не была заморожена. Когда он возвращался, она уже стала такой.

- Значит, это самый свежий случай из всех виденных ранее.

Я заметила, что он не заходит в церковь в замедленном режиме, как он делал это раньше.

Похоже, здесь холодновато даже для него.

Я вдыхаю и выдыхаю, быстро и тяжело, продувая легкие, разгоняю свой адреналиновый

насос.

- За дело.

Собираюсь с мыслями, переключаюсь и на суперскорости влетаю в здание.

Бывает холодно, а бывает гораздо хуже. Здесь же холодно настолько, что, кажется, будто

кто-то вонзает в меня ледяные ножи и проворачивает их, задевая хрящи и кости. Рвет

мускулы и сухожилия, разрезая нервы. Но этот случай самый свежий из всех. И, если

существует место, где можно найти зацепки, то это именно оно, и сделать это надо до того

как температура поднимется и начнутся изменения. Если они начнутся. Как же мало я знаю.

Я кружу вокруг маленького собрания и дрожу. Я заикалась от холода в других случаях

обледенения, но никогда ещё не дрожала в режиме суперскорости. Думаю, что дрожь - это

круто. Это суперскоростная реакция тела на холод, на молекулярном уровне. Клетки

чувствуют, что температура чересчур низкая для тебя, и мозг, чтобы выработать тепло,

вынуждает тебя постоянно вибрировать. Я сейчас на суперскорости в квадрате: и на

клеточном уровне и вообще. Тело - замечательная штука.

Сначала я посмотрела на их лица.

Они обледенели с открытыми ртами, их лица искривлены в крике. То же самое было с

семьей с поляны-прачечной. Эти люди тоже видели приближение чего-то. Кроме

священника, который удивленно смотрел на людей, стоящих перед ним, и это означает, что

это нечто появилось из-за его спины, и очень быстро, потому что он не успел даже голову

повернуть. Должно быть, он догадался по их лицам, что что-то не в порядке, но это нечто

появилось и сразу всё заморозило, иначе у него было бы время повернуться и оглядеться.

Я испытала облегчение, потому что теперь уже дважды люди смогли заметить то, что

приближалось. Значит, у меня есть шанс убраться подальше, если это нечто двинет в моем

направлении.

- Берегись. Изучай и дыши, - говорит Риодан мне на ухо. - Собирай. Информацию. И.

Выбирайся. Отсюда.

Я смотрю на него, потому что он странно говорит. И сразу же понимаю, почему он

говорит рывками, с остановками. Его лицо покрыто толстым слоем льда. Лед трескается,

когда он добавляет: - Поторопись. Твою. Мать.

Мое лицо не покрыто льдом. Почему тогда его леденеет? Я неосознанно протягиваю

руку, будто собираюсь коснуться его или типа того, но он отталкивает ее.

- Ни. Хрена. Не. Трогай. Даже. Меня, - лед трескается и падает с его лица четыре раза,

прежде чем он заканчивает предложение.

Вот стыдоба. Я вихрем уношусь прочь, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться на

деталях. Понятия не имею, зачем мне понадобилось до него дотрагиваться. Моему

поведению нет объяснения. Думаю, своим договором он наложил на меня какое-то заклятье.

Что случилось в этом случае обледенения? Почему случилось? Неужели действительно

так проявляется противоестественно холодная часть Фейри? Я понимаю, почему Риодан так

думает. Ведь ни в одном случае ничего не исчезло. И у них нет общего знаменателя.

Никого не съели. Никого не покалечили. Так почему это происходит? Для меня каждый

ледник - сцена преступления. Люди мертвы. А у преступления должен быть мотив. Я ношусь

туда-сюда, пытаясь обнаружить хоть намёк на мотив, что-нибудь, что укажет на наличие

наделенного разумом существа за всем этим. Приглядываюсь, есть ли малюсенькие

повреждения, скажем как от зубов с иголку. Может, из людей высосана какая-нибудь