Дмитрий Бондарь - Операция Немыслимое.

Когда в общих чертах Франц уяснил свою задачу, он сообразил, что подобного шанса продать себя за дорого у него больше никогда не будет. Дитль легко просчитал, что его присутствие требуется для того, чтобы Мост не смог возражать. А Мост — это деньги, это очень большие деньги. Было видно, как отчаянно он пытается догадаться о том, какая сумма не спугнет меня. Сто тысяч марок, миллион, может быть, десять миллионов? Если бы я приехал на встречу на своей обычной машине — он бы назвал последнюю, но, помятуя о том, на чем погорел Шальк, я заставил Берндта найти неприметный Trabant и хоть и проклял его создателей за ненависть к человечеству, но в конечном итоге этот простой шаг сберег мне приличную сумму.

Судьбу Моста Дитль оценил в шестьсот тысяч дойчмарок. И затребовал аванс в сто тысяч.

— Шестьсот тысяч за получасовой разговор, в котором вы просто будете сидеть рядом и надувать щеки для важности?

— Герр Майнце, я ведь не дурак. Я понимаю, что с Генри вы будете встречаться не ради организации школьных утренников. Не верю, что сумма, о которой вы станете говорить, меньше, чем сто миллионов. Я хочу чуть больше, чем полпроцента — разве это много?

Мне стало весело, потому что знай этот Франц, о каких суммах пойдет речь на самом деле — его бы тут же хватила кондрашка.

— Хорошо, Франц, вы получите ваши деньги. Но в таком случае я хочу быть уверенным, что в будущем вы сможете явиться ко мне по моему первому требованию. Если мистер Мост вдруг закусит удила и начнет самостоятельную игру, я хочу иметь под рукой человека, который напомнит ему, кто он такой на самом деле. Каждый ваш визит в будущем я оценю в сто тысяч долларов. Вас устроят такие условия?

Он не верил своему счастью и очень боялся его спугнуть, поэтому даже не напомнил мне, что требовал аванс. Но я и сам помнил об этом, потому что договор дороже денег.

— Берндт, завтра герр Дитль явится в твой офис и ты выдашь ему вексель Commerzbank на сто тысяч. Дай ему визитку, чтобы он не заблудился. Вечером мы позвоним, назначим точное время нашего мероприятия. Остальное — после встречи с Генри. Никаких расписок не нужно. Мы все прекрасно понимаем, что сотрудничать лучше, чем обманывать.

Мы как раз сделали полный круг по парку и оказались неподалеку от нашей кургузой таратайки. Неподалеку маячила машина с людьми Тома и с ним самим, но, видя, что все спокойно, высовываться они не стали. Я протянул Дитлю руку и удивился, что простым рукопожатием он смог выразить так много: благодарность, обещание быть верным, необыкновенные надежды на будущее. Не было произнесено ни одного слова, но все встало на свои места. Вероятно, этому умению нужно долго учиться.

Вечером позвонила Долли и сообщила, что герр Мюллер, прежде чем браться за не традиционное для себя дело, хотел бы встретиться со мной лично и просил назначить время. Она сама нашла в моем расписании на следующую неделю окно и вписала его туда, оплатив ему перелет из Берлина в Лондон. И второе ее сообщение было о том, что герр Мост будет счастлив принять меня завтра в шестнадцать часов в своем офисе на Французской улице.

Не знаю, волновался ли перед встречей со мной герр Эдгар, но сам я, собираясь выкрутить ему руки и выпотрошить его жирную тушку, был спокоен, даже немного весел. И никакого беспокойства.

Приемная вице-президента Staatsbank выглядела солидно. По-немецки основательно, массивно, с легким намеком на современность. Но до музейного облика головной конторы какого-нибудь BNP или Paribas, до великолепия швейцарских UBS или SBC немецкому банку было очень далеко. Не тот масштаб.

Сам Мост был похож на Коля, с которым его часто сравнивали, только очень издалека. Такой же толстый и степенный, но не столь высокий, он мог бы вполне послужить натурой Кукрыниксам, решившимся изобразить в своей карикатуре зажравшегося буржуина. Кудрявящиеся редкие волосы на лысеющей голове, кустистые брови, круглые щеки, модные очки на мясистом носу — идеальный типаж.

Он был шире меня втрое и во столько же раз опытнее, но не я должен был бояться его, а он — меня.

При герре Эдгаре имелся переводчик — несимпатичная юная немка, чем-то неуловимо похожая на того репортера Шрайбикуса, бывшего уже долгие годы главным героем школьных учебников немецкого языка в СССР. Краем глаза я отметил, как едва заметно сморщился Берндт, сопровождавший меня в качестве доверенного лица. Девочка ему не понравилась.

Ее присутствие меня насторожило. Мне совсем не хотелось светить нашу сделку перед переводчиками — хоть моим, хоть его. Тщательно подготовив встречу, я выпустил из виду одну немаловажную деталь: герр Мост не говорил по-английски, а я ни слова не понимал на немецком!

Пока я придумывал способ выкрутиться, немец радостно протянул мне свои клешни — каждая размером в три моих — сграбастал мою правую ладонь и осторожно потряс ее. Наверное, он был очень силен и поэтому крайне осторожен, но все равно впечатление это рукопожатие произвело самое тягостное — как будто я маленький ребенок, оказавшийся в пещере у великана.

Про себя я подумал, что такими руками, как у герра Моста, лучше всего в царских застенках ноздри бунтовщикам рвать, а не подписывать ведомости золотым пером. На такого борова давить — себе дороже. А коль этот улыбчивый Винни-Пух добрался до самого верха банковской иерархии и теперь собирается запродать свой банк идеологическим конкурентам, то свои пальцы в его пасть я бы не стал рисковать складывать никогда. И уверенность моя в успехе предприятия начала испаряться со стремительностью апрельского снега.

Он был в себе уверен, он находился на своей территории, говорил на своем языке, он диктовал правила. А мой Дитль сидел внизу, в машине, дожидаясь приглашения.

— Я представлял вас себе совершенно по-другому, — сказал я и ни капли не покривил душой.

Целую четверть часа мы говорили обо всякой ерунде: о Стене, ставшей в последние дни idea fix для всей Европы, о надвигающихся переменах, о свободе и демократизации общества, о важности банковской деятельности в регулировании экономических проблем. Затем разговор свернул на андоррские вина, и я пообещал прислать как-нибудь пару ящиков с виноградника моего министра финансов — месье Перрена, который был лучшим экспертом в этом вопросе. Я не знал, как заикнуться о главной теме разговора, а Мост тоже не спешил перейти к конкретике.

Что бы я сейчас ему не предложил — все выглядело бы жалким лепетом.

Но когда я, набравшись храбрости, все же заговорил об обещанном кредите, Мост бесцеремонно перебил меня:

— Мы еще успеем поговорить о коммерции, герр Майнце. Партнерам стоит узнать друг друга поближе, не так ли? Что толку в подписанных бумагах, если нет настоящего доверия? Я приглашаю вас сегодня вечером в одно замечательное местечко, где хорошие люди приготовят нам отличный стол и создадут наилучшие условия для продуктивной беседы.