Аверин/Вардунас - ХРОНОС. Охота на Нострадамуса

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мистер Дрема, пришли же мне сон,

И пусть он будет сладчайшим из всех

Обрати его в пару лепестков розы и клевера.

И поведай ему одному о тяготе одиночества.

Дрёма - я так одинок,

Никто не набирает мой номер.

Прошу, направь на меня свой магический луч.

Мистер Дрёма - пошли же мне сон.

The Chordettes, Мистер Дрёма

Монотонное дребезжание вагонов несущейся за окном электрички, заставляли Дениела скрежетать зубами, и каждый раз снова и снова накрывать голову слежавшейся вручную застиранной подушкой с такой силой, словно он хотел оставить на ней отпечаток своего лица. Когда же этот кошмар закончится. Ну и райончик. Ладно, он готов потерпеть для дела. Шуму с исчезновениями денег наделано немало, и по его следу наверняка уже идут ребята из конторы.

- Ничего, дочка. Осталось совсем чуть-чуть.

Нашарив на полу стакан, Дениел сел и долил в него остатки из полупустой бутылки. Может хоть алкоголь поможет ему, наконец, забыться. Тусклый электрический свет из окон проносящихся вагонов размеренно метался от стены к стене, словно Дениел находился рядом с гигантским дискотечным стробоскопом. Как жук в коробке, с просверленными дырочками, сквозь которые дети пугали насекомое фонариком, водя им из стороны в сторону. 'Какой идиот вообще может к этому привыкнуть?' - с досадой думал он, вспомнив слова одного умника, нахваливавшего подобные районы, в очереди на биржу труда, куда он ради интереса наведался, пока заметал следы. Ненависть, пьянство, расизм и безработица. Страна катилась ко всем собачьим чертям. Увиденное вновь наполнило его решимостью, отступившую было после ранения во время перестрелки у инкассатора. Унылое, зажравшееся стадо. Им всем было нужно открыть глаза...

Дурум-ту-дум! Дурум-ту-дум! В открытую форточку вместе с ветром, качнувшим тонкую китайскую занавеску, пахнуло ночной прохладой спящего города. Повеяло закусочными, бензином, сладкими грезами и безутешной тоской, миллионами человеческих жизней, и мириадами неискупленных грехов. Отмоленных и не очень. Забытых и отмщенных. Все эти нескончаемые следы пребывания рода человеческого, которые не способен был скрыть даже обманчиво безмятежный полог темной ночи.

- Грехи, это единственное, что мы оставляем на этой земле, да детка? - ни к кому не обращаясь, Дениел залпом осушил стакан.

Наконец последний вагон пронесся мимо и он устало поправил подушку, вслушиваясь в затихающее дребезжание сервиза за соседской стенкой. На лестнице скрипнула дверь, послышалась неразборчивая китайская речь. Мужчина и женщина, судя по голосам явно 'местные' о чем-то ожесточенно спорили, затем послышалась возня и сразу же несколько звонких шлепков. Пружинисто подскочив с кровати, Дениел быстро пересек крохотную каморку, выделенную ему под квартиру, и прислонился к стене, стараясь рассмотреть коридор через узкую полоску света между дверью и косяком. Снаружи сладковато пахнуло кальяном, легонько защекотав ноздри - где-то курили опиум. Одна рука проверила цепочку на замке, другая потянула из-за ремня нож, вдруг застыв на половине пути.

Нет. Нельзя.

Находящиеся в коридоре еще некоторое время боролись, потом послышался глухой удар и мужчина охнул. Коленом в пах - догадался Дениел. Поторопился ты, парень. Высокий женский голос в последний раз обиженно крикнул, и вниз по лестнице застучали быстро-быстро переставляемые каблучки. Мужчина, яростно прохрипев, шумно последовал за ней, и наблюдавшего в отверстие Дениела на мгновение заслонила его ломаная тень. Он еще немного подождал.

- Чертова страна.

А что бы он сделал? Заступился за девушку? Тоже мне, герой. А если это проститутка (на первом этаже располагался дешевый бордель, который крышевали местные копы, а основной контингент составляли работники ближайшего порта, да всякая неприметная шушера, совавшая сюда нос, когда начинали водиться деньги), которой вдобавок уже наверняка заплачено - среди определенного контингента ночных бабочек, особенно приезжих такая мера расчета была обычной нормой. А ввязываться в драку с сутенером, наверняка дежурившим на лестнице, или что еще хуже, с дружками, в машине на улице и которые сорвутся, только подай условный сигнал, не было ни сил, ни желания. Это не его дело. Каждому свое.

Осторожно отодвинув занавеску, Дениел быстро оглядел двор. Внизу громко хлопнула дверь и в ярком пятне мягко переливающегося света от вывески, опережая девушку, протянулась ее длинная тень. Следом появилась невысокая девчонка с рыжей копной волос, явно парике, и еще более коротком вульгарном платьице с блестками, которое вкривь и вкось сидело на подростковой угловатой фигурке, вызывая скорее жалость, чем вожделение. Все ясно - первый выход. Не справилась. Она пошла к машине, где поджидали подельники, капризно отбиваясь туфлей, на которой сломанным пальцем болтался каблук, от вьющегося кругом разъяренного сутенера, что-то кричавшего то ей и изредка переключаясь на открывавшего дверь громиле, потрясал кулаком из которого во все стороны торчали мятые купюры. Проститутка прихрамывала и громко всхлипывала. Видимо - торопясь по лестнице подломила каблук. Дениел вздохнул, девчонке на вид было не больше шестнадцати. Мотылек, когда же ты себе подпалил крылышки, устремившись на обманчивый огонек сытости и богатства. А может это, наоборот, тот самый последний рубеж. Край чудовищной пропасти, с которого отчаявшийся человек делает последний шаг, хватаясь за мифическую надежду. И вот несчастный ребенок не смог.

А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Двадцать с чем-то? Ближе к тридцати? Какой бы она выросла? Конечно же, умной и красивой - какой нормальный отец будет желать чаду обратного. А еще у нее будут глаза матери. Были бы... Вот она кончает колледж, устраивается на работу, встречает того самого парня и выходит замуж. Рожает детей. Отпустил бы он ее? Любой отец втайне всегда ревниво уверен, что он единственный и главный мужчина в жизни дочери. А тут набегут. Конечно же набегут, он уверен - ведь она бы была настоящей красавицей. Но она выберет самого лучшего. Как бы нянчил внуков, подшучивая над зятем в воскресное барбекю. Теперь это уже не важно. Несущаяся перед глазами лента несуществующих воспоминаний резко оборвалась как недоснятая пленка шестнадцатимиллиметровой хроники. Их нет. Больше нет.

В это момент внизу снова хлопнула входная дверь, и в круге света возник неудачливый растрепанный клиент. Он что-то несколько раз крикнул вслед садящей в лимузин девушке и напоследок плюнул. Захлопнувший дверь громила сунул руку за отворот расстегнутого пиджака, и в свете уличного фонаря угрожающе мелькнул пистолет. Клиент испуганно скрылся за дверями, и на улицу снова опустилась гулкая тишина. Ночной город жил собственной жизнью. Дениел невольно ухмыльнулся, но тут же погрустнел, чувствуя, как предательски опускаются руки. Только что разыгравшаяся сценка напоминала фрагмент из какой-нибудь бродвейской постановки. Последний раз он выбирался что-нибудь посмотреть вместе с женой. Кажется, это был мюзикл 'Кошки'. В другой жизни. Давным-давно.