разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

Дверь отворили рывком, несильным, но рывком. В передней, которая прежде служила хозяевам дома .-.ухней, теперь размещались писаря штаба. За одним из грех столов сидел человек в расстегнутом мундире и что-то писал. Он вскинул голову, положил авторучку

поднялся, лихорадочно застегивая мундир. Но он /спел дойти до верхней пуговицы, потому что Сергей пасов, находившийся к писарю ближе всех, резко по-ьернулся и двумя руками сдавил ему горло. Мы с Богл-ырем, не задерживаясь, прошли к следующей двери. В другой комнате с голым письменным столом и сту­лом— видимо, приемной — никого не было.

Власов вошел следом за нами, с писарем он покон­чил без единого звука — это мы умели делать, это был наш хлеб.

145

Еще'пять шагов, и мы открыли дверь в последнюю комнату. Первым шагнул Богатырь, за ним я, потом Сер­гей. Дверь мы оставили чуть-чуть приоткрытой, чтобы услышать стук входных дверей.

Прямо перед нами за столом сидел грузный крупный человек с полковничьими погонами. Справа у стены на раскладушке лежал другой. При нашем появлении он потянулся к кителю, висевшему на спинке стула. Пол­ковник спокойно и пристально рассматривал нас и ждал. Неожиданно, вопреки разработанному плану, Иван Бо­гатырь с угрозой выпалил: ,

— Господин полковник, мы прибыли для получения сведений.

И Иван шагнул к столу. То же пришлось сделать и мне.

— За какими сведениями? — спросил полковник спо­койным и ровным голосом.

И снова неожиданное:

— Какие нам необходимы.

Лицо полковника стало бескровным. Медленно, грузно он поднялся, опираясь на широко расставленные руки, и с расстановкой проговорил:

— Вы что-то пу-та-е-те, господа.

В тот же миг полковник схватил лежавший на столе кортик и занес его. Богатырь отшатнулся. Я кинулся впе­ред, вытянув руку навстречу удару.

Я перехватил кортик, но тут же чуть не закричал от острой боли — нож распорол мне правую ладонь.

Я продолжал еще держать руку полковника, когда Богатырь, широко размахнувшись, тяжело ударил пи­столетом в висок гитлеровца. Не выпуская из руки кин­жала, полковник стал оседать. Вббешенный Богатырь нанес еще один удар. Моя ладонь, разрезанная почти

до половины, хлестала кровью; я шарил глазами по ком­нате в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы стянуть ру­ку. Увидел, как Власов стукнул по голове вскочившего с раскладушки другого офицера и сунул в его малень­кий рот пакет первой помощи. Иван лихорадочно соби­рал со стола полковника бумаги, потом стал открывать ящики. Все это пронеслось перед глазами как в калей­доскопе, а в голове стучала одна мысль: как остановить кровь. Наконец, я увидел, что тумбочка, на которую мой взгляд натыкался не раз, накрыта белой салфеткой. Сорвав ее, замотал руку, сунул за борт мундира и толь­ко тогда огляделся более осмысленно. Полковник был мертв. Румынский майор — о чине можно было судить по кителю — лежал без сознания. Причем, засовывая кляп, Власов перестарался, и вытащить пакет изо рта майор не сможет, если и очнется.

Делать здесь больше нечего. Теперь дорога каждая, секунда. И я первым быстро направился к выходу. Мы вышли в приемную, но Богатырь вернулся обратно, взял со стола полковника пачку сигарет и догнал нас.

Часовой неторопливо прохаживался около крыльца и, завидя нас, опять вытянулся. И тут Богатырь, снова от­чебучил номер. Не знаю, что это было—ухарство или стальная выдержка, но он, сунув в рот сигарету, подо­шел к часовому и протянул тому пачку, одновременно попросив огонька.

Сигарету часовой не взял, но зажигалку вытащил. Бо­гатырь чиркал кремнем и прикуривал неторопливо, ка­кими-то сверхзамедленными, нарочитыми движениями. У меня в душе закипала злость — Иван своим поступ­ком подвергал нас ненужному риску.

Прикурив, Богатырь повертел зажигалку в руках и как бы нехотя вернул ее солдату. Румын тоже начал

рассматривать зажигалку, пытаясь, видно, понять, чем .»го она заинтересовала немецкого офицера. А Иван — ■ тоб ему сдохнуть! — продолжал опасную игру. Он . горожно, почти нежно надвинул солдату его глубокую пилотку на самые глаза и только тогда медленно пошел < т крыльца.

Моя рука за бортом кителя горела огнем, кровь — это чувствовал — продолжала течь, и салфетка так на-Ьухпщ что рубашка прилипла к телу. Нужно было ухо­дить, уходить немедленно!

Мы было направились в тот конец села, откуда при­дали, но к нашему счастью, нас тут же догнали не-олько машин, идущих по дороге к станции. Задний /эовик мы остановили и на виду у часового быстро .брались в кузов. Отъехав от села километра два, мы на ходу спрыг-ли и, выждав минуту-две, пока машины скрылись, пустились в глубокий придорожный овраг и побежали сторону фронта. Спустя восемь-десять минут после ого, –как мы оставили машину, по дороге пронеслась станции набитая солдатами грузовая машина, а за ней егковая. Не знаю, может быть, это была погоня за ими —ведь в селе видели, как мы садились в гру­зовик.

Через полчаса мы уже были далеко от опасного рай­она и смогли чуточку передохнуть, а заодно выложить Богатырю то, что было на душе.

Я прямо заявил Ивану: операция провалилась иск­лючительно по его вине.

— Почему ты решил сыграть в Олеко Дундича? — поддержал меня Власов. — Почему ты думаешь, что те-( с дозволено рисковать своей и нашими жизнями? Ради чего ты это делал?

PAGE149

Иван не стал и оправдываться. Видимо, он только сейчас стал ясно понимать, что произошло, и только сейчас, после наших упреков, смог взглянуть на свое неведение со стороны. Он лишь повторял:

— Виноват, ребята, виноват.

— Чего ты рисовался перед часовым? — добивался ответа Власов

Богатырь молчал, понимая, что мы правы. И действи­тельно, мы ведь могли, выдавая себя за эсэсовцев или, в крайнем случае, угрожая оружием, попытаться увести с собой немецкого полковника и выполнить задание. Из-за выходки Ивана мы даже не сделали такой попыт­ки. Сознаюсь, что с того времени мы с Сергеем Власо­вым стали иначе относиться к нашему другу, ушли куда-то восхищение, теплота и близость, хотя мы долго не признавались себе в этом.

Из вражеского тыла мы вышли глубокой ночью, ис­пользовав овраги и свой немалый заполярный опыт пол­зать у врага под носом.

Через полтора часа мы уже находились в штабе ди­визии, откуда уходили на операцию, и сдали добытые бумаги. На другой день утром начальник разведотдела устроил разбор операции. Иван Богатырь подробно и точ­но рассказал все, как было, что произошло, и заявил, что в срыве задания больше всего виноват он.

Услышав это, майор вдруг спросил:

— А почему вы решили, что задание не выполнено?