ЛА - АСЬКА

Вещьмедлит, потом делает два шага в сторону, тщательно прислоняет швабру к стене и куда-то идёт.

Алтарь – нечто кубическое, покрытое расшитой тканью. На нем три горящих светильника разной формы, непременная чаша, горка соли, горстка крупы и пустая глиняная бутылочка. Машасидит, привалившись затылком к алтарю, на глазах её повязка, руки связаны спереди и запястьями прикручены к коленям. Она явно одурманена, потому что медленно мотает головой и что-то мычит. Ведьма(с трубкой во рту) на коленях с ней рядом, одну руку держит у Машина темени, другой водит над чашей. В чаше дрожит вода. Ведьмабросает в воду горстку соли, идёт дымок. Огоньки светильников вздрагивают, вода закипает, и начинает звучать голос – далёкий и грозный. Ведьмаотвечает, протягивает свободную руку назад, к Вещи, Вещьсо всё тем же обсидиановым ножиком на подносе шагает вперёд – и нарочито неловко зацепляет ногой швабру. Швабра падает на алтарь, разбивает чашу, огоньки светильников гаснут, Ведьмадаже не кричит, а визжит, чем-то тяжёлым запускает в Вещь, та падает. И тут загораются сами собой светильники, чаша вновь становится целой, мы видим Ведьмуна коленях, она смотрит в камеру, поверх камеры, на неё падает свет – и мы видим, как на алтарь, на ведьму и на пол ложится световое пятно в виде проёма двери и нечеловеческого силуэта в нём. Потом дверь медленно закрывается...

Хриплое дыхание и другой звук – будто бы на пол плюхается большая охапка мокрого белья.

И – удаляющиеся тяжёлые шаги... снова скрип двери...

Несколько секунд полной темноты и тишины. Потом чиркают спички. Одна, другая. Горящий огонёк перед лицом Вещи. Глаза. Мечутся. Замирают. Вещь встаёт, идёт – неловко, запинаясь, вздрагивая. Спичка догорает, она зажигает другую.

Останавливается перед приоткрытой дверью. Теперь мы видим, что это нереальная дверь: тысячелетняя каменная кладка, лишайник, плющ; толстенная створка – грубое дерево и кованая бронза. Мы видим это одну секунду. Спичка гаснет. За дверью множество огоньков – звёздное небо, или далёкие костры, или что-то подобное. Один из огоньков начинает приближаться, и Вещь, давя плечом, с усилием закрывает дверь. Темнота на миг. Зажигает спичку. И мы видим, как дверь, к которой Вещьуже повернулась спиной, исчезает, превращаясь в стену. Вещьнашаривает на полу свечу, зажигает её. Идёт дальше.

Перед ней полка с бутылочками. Вещьдрожащей рукой берется за одну. Спичка догорает. Слышен звук удара керамики об пол, осколки разбегаются. И тут же над полом вырастает бледный сиреневый столбик огня, свечение, этакий болотный огонёк. Вещьс грохотом обрушивает всю полку. Несколько огоньков, дрожа и покачиваясь, тянутся к потолку, а один отрывается от пола и летит к ней. Она хватает его, обнимает, огонёк обволакивает её всю – Вещьна миг начинает светиться, как фосфорическая фигура, - и вдруг лицо её, до этого равнодушное, малоподвижное – становится совершенно человеческим. Вещь зажмуривается и кричит – что-то дикое, нечленораздельное, как ребёнок при первом вдохе.

Отзывается Маша, пока ещё нечленораздельно.

Вещьзажигает свет. Как будто ничего не видя вокруг, уходит в ванную. Подставляет руки под струю. Горстями льет на лицо воду. Движения становятся совсем человеческими. Долго смотрит в зеркало. Выбегает, лезет в свой тёмный угол, достает что-то, завёрнутое в бумажку. Разворачивает: это фотокарточка. Такая же, как была у Маши(с подписью на обороте): большеглазая девочка с огромными бантами.

Вещьснова подходит к зеркалу (большому, в комнате) смотрит на себя, на свои руки, потом на себя в зеркале, потом на фотографию. Из глаз брызгают слёзы. Она подходит к Маше, разрезает её путы. Маша, наверное, всё ещё ничего не понимает. Вещьобнимает её и плачет.

Вероника(голос чрезвычайно напряженный, за гранью срыва). Марья Иванна... а вы мне не верили и не верили...

Мы видим Ведьму, лежащую у алтаря, камера огибает её, как бы заглядывает за плечо – и мы видим лицо той пожилой женщины, Карины Николаевны, ещё более старое, измождённое, искажённое ужасом, седые волосы рассыпаны по полу...

А Кулагинна своём столе (в реанимации не койки, а столы) начинает ёрзать, вырываться, к нему бежит медсестра, подходит врач, похлопывает Кулагинапо плечу, и лица у врачаи медсестрырасплываются в улыбке...

Конец фильма

Ира Андронати, Андрей Лазарчук

На самом деле Дон Жуан был…

Случалось, что какой-нибудь из цветков раскрывал лепестки чрезмерно, и Дон Жуан его нежно срывал и прикалывал к своей шляпе.

Лайош Мештерхази

Пожалуй, знаменитого испанского гранда дона Хуана Тенорио де Маранья, известного также под несколькими десятками других имен и фамилий, по количеству версификаций можно сравнить только с Иисусом Христом. Писатели, поэты и даже философы кем только его не выставляли: соблазнителем - коварным, бессердечным, пылким, искренним, бесчестным, юным, прожженным... авантюристом - храбрым, воинственным, трусливым, хитрым, везучим... ученым и меценатом, полководцем и путешественником, монахом и богоборцем, грешником и искателем истины, распутником и безоглядно влюбленным, хладнокровным убийцей и несчастным дуэлянтом... наконец, импотентом и даже женщиной.

За что, спрашивается? Что он им всем, въедливым труженикам пера и чернильницы, сделал?

Людям безумно нравится видеть человека, которому на сцене позволено делать все то, о чем они только мечтают, и которому в конце концов приходится за это поплатиться", - предположил в своей версии "Дон Жуана" Макс Фриш - кстати, измысливший для своего героя на редкость страшную кару.

Предположение, казалось бы, объясняет практически любые изыски и спекуляции (кроме импотентной версии). Монах де Молина рисует нам светского соблазнителя; неловкий и физически слабый Моцарт - неотразимого красавца; затравленный женой Гофман - представителя инфернальных сил; женоподобный (во всех смыслах) Верлен - настоящего мужчину; Чапек, от которого плакала половина Праги (а вторая половина - скрежетала зубами), - импотента... Правда, из этого ряда немедленно вываливается Пушкин, которого Бог любовью не обидел, но Пушкин по своему обыкновению вываливается из любого ряда.

И ведь каждый из них уверял человечество, что именно его Дон Жуан - самый донжуанистый Дон Жуан в мире! Некоторые даже ссылались на спиритуалистические свидетельства как самого гранда, так и его бесчисленных "жертв".