Nataly - Михаил Абрамович Мильштейн

В дальнейшем судьба предателя сложилась неоднозначно, и назвать ее счастливой и удачной никак нельзя. Он так и не обрел счастья на чужбине. По характеру бывший советский шифро­вальщик оказался очень сварливым человеком, большим склоч­ником и сутягой. Со временем интерес к нему на Западе ослаб, он перестал привлекать к себе внимание как разведывательных органов, так и прессы. Гузенко был явно этим раздражен. Запас его знаний о советской разведке был ограничен, а новые «рас­сказы» на поверку оказывались надуманными и пустыми. Он на­чал судиться и требовать денег со всех, кто в статьях или книгах ссылался на его материалы. Впоследствии предатель стал хрони­ческим алкоголиком и долгие годы лечился от запоев. Умер Игорь Гузенко в полном одиночестве и забвении. Мало кто по­мянул предателя добрым словом во время похорон, а сегодня его имя и вовсе напрочь забыто.

Так, собственно говоря, и завершилось дело Игоря Гузенко. Для многих, замешанных в этой истории, оно сыграло роковую роль. Судьбы десятков людей, проходивших по делу бывшего со­ветского шифровальщика, были исковерканы. Люди потеряли работу, лишились средств к существованию, были дискредити­рованы на всю жизнь. Их семьи и дети еще долгое время испы­тывали на себе позор и несчастья.

Сейчас, когда уже почти полвека минуло с той поры, размыш­ляя о мотивах предательства Гузенко, можно предположить что угодно. Конечно, свой поступок он лично объяснял благородны­ми мотивами. Такими, как, например, желание противодейство­вать тирании Сталина. В составлении подобной «легенды» ему наверняка помогали представители канадских спецслужб. По правде говоря, в его поведении не было ничего оригинального. Но кто из перебежчиков или предателей, скажите на милость, когда-либо в истории объяснял свое предательство просто мер­кантильными интересами: пожить хорошо и красиво, получить побольше денег, вылезти из затруднительного положения или беды (отдать долг или проигрыш в рулетку, в карты, оплатить ув­лечение женщинами или наркотиками)?.. Полагаю, что главны­ми побудительными мотивами предательства Гузенко были са­мые обыкновенные меркантильные интересы - он просто стре­мился к лучшей и более сытной, чем в Советском Союзе, жизни на Западе.

ГЛАВА V

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

После Великой Победы советского народа над фашистской Германией в ГРУ (да и не только там) начался процесс освобож­дения аппарата правительства и всевозможных ведомств от евре­ев. Делалось это, естественно, под разными предлогами. Но вла­сти, между тем, никогда не забывали при каждом удобном случае талдычить о пролетарском интернационализме. Видимо, в выс­ших эшелонах в этот самый интернационализм никак не хотели впускать лиц еврейской национальности. Впрочем, надо при­знать, что в течение длительного периода в Главном разведыва­тельном управлении на разных должностях, в том числе и в руко­водстве, работало много евреев. Некоторые из них действовали весьма успешно. Среди нелегалов назову имена лишь Льва (Лео­польда) Треппера и Шандора Радо, о которых я уже упоминал, известных всему миру разведчиков, внесших неоценимый вклад в разгром гитлеровского рейха.

Я, тем не менее, парил в небесах и, признаюсь, не совсем трезво оценивал обстановку в стране. Может быть, потому что с раннего детства не ощущал себя евреем. Моим родным языком был русский. Я воспитывался в интернациональной среде и не знал ни истоков, ни традиций еврейской культуры. Все, что во мне осталось еврейского, — это фамилия и происхождение. Но и этого оказалось достаточно для мракобесов из Кремля.

В конце 1945 года прозвучал первый тревожный звонок. В это время я был рекомендован на должность начальника совет­ской военной миссии в Великобритании. Прежний наш сотрудник, занимавший этот пост, погиб в авиационной катастрофе. В то время шли сложные военные переговоры с Великобританией — нашим союзником по антигитлеровской коалиции. Назначе­ние ответственное, и поэтому оно утверждалось секретариатом ЦК ВКП(б). Наконец заседание Секретариата состоялось, было принято решение о моей командировке, и я стал готовиться к отъезду. Разумеется, главная цель моей миссии была связана с разведывательной деятельностью. Речь шла о серьезной воен­но-политической работе. Все было готово к отъезду, и вдруг в самый последний момент меня вызвал к себе начальник ГРУ, который, по его словам, только что вернулся от Маленкова. Оказывается, решение секретариата ЦК ВКП (б) должно было быть подписано Георгием Максимилиановичем Маленковым, в годы войны — членом Государственного Комитета обороны, в дальнейшем, правда недолгий период, - председателем Совета Министров СССР... Обычно это было простой формальностью, но на этот раз Маленков перед тем, как окончательно подписать протокол заседания, решил его просмотреть и из десятков, а мо­жет быть, сотен фамилий ему попалась на глаза моя, которая Ге­оргию Максимилиановичу показалась неблагозвучной. Он вы­звал начальника ГРУ. Тот, немного расстроенный, передал мне слова Г.М. Маленкова.

— Зачем мы начальником военной миссии за рубежом посы­лаем Мильштейна? — спросил Маленков. - У нас что, нет Ива­новых или Петровых?

Этих слов оказалось достаточно для того, чтобы мое назначе­ние аннулировали.

Все же, будучи «великим демократом и интернационали­стом», Георгий Максимилианович при этом добавил: «Не взду­майте теперь этого Мильштейна выгонять из ГРУ. Пусть трудит­ся. Он вроде бы неплохой работник».

Так была решена моя судьба или, вернее, так начался поворот в моей судьбе.

Брошенная Маленковым фраза неотступно преследовала ме­ня.

Через некоторое время меня вновь вызвал начальник. Принял хорошо, усадил, даже предложил чаю. Выглядело это подозри­тельно, и я приготовился к худшему.

— Знаешь, — сказал он, — у меня есть хорошая работа для те­бя.

Я молчал.

— Хочу предложить тебе должность заместителя начальника Военно-дипломатической академии. Как ты на это смотришь?

Я не колеблясь отказался от этого «лестного» предложения: в нем была запрятана хитрая ловушка. Дело в том, что бук­вально в те дни я прочел постановление ЦК ВКП (б) о созда­нии этой академии. В постановлении отмечалось, что состав слушателей академии и преподавателей должен комплекто­ваться лицами коренной национальности. Под некоренными национальностями понимались, в первую очередь, евреи и иные, как говорили в царской России, инородцы. А это значи­ло, что я недолго удержусь на этой должности. Кроме того, по­лучалось, что меня в сравнительно молодом возрасте убирают с оперативной работы и фактически выгоняют на пенсионный покой.

Кузнецов возмутился моим отказом. Как же так? Предлагает­ся такая почетная должность, а какой-то Мильштейн отказыва­ется. Но я попытался дать разумное объяснение своему отказу: