Лев Николаев - ПОД НЕМЕЦКИМ САПОГОМ

10 марта.

В Харькове очень много мадьяр. Они расхаживают по базарам и спекулируют. Сейчас цены на золотые вещи сильно пали: золотое обручальное кольцо стоит 200 рублей, а коробка спичек продаётся по 25–30 рублей. Вот и получается, что за 7 или 8 коробок спичек мадьяры выменивают себе золотое кольцо. До войны коробка спичек стоила 2 копейки, да и сейчас в Германии она стоит 3 пфенинга. Вот и получается, что таким образом, можно приобрести золотое кольцо за 15 или 16 копеек или за 20 пфенингов! Какие огромные деньги зарабатывают некоторые спекулянты!

11 марта.

Около Благовещенского базара находится маленькая бойня. У её двери толпятся люди. Немцы, работающие на бойне, выносят корыта, наполненные кровью и внутренностями убитых животных. Они выбрасывают содержимое корыт на грязный снег. Тогда люди бросаются, давят друг друга, дерутся и вырывают друг у друга из рук желудки и кишки зарезанных волов. Дикие сцены! Сегодня мне особенно запомнился один мужчина в пальто и в роговых очках, по-видимому, интеллигент. Он схватил обоими руками один желудок и тянул его к себе, не заметив при этом, что жёлтая жижица стекает ему на пальто. Добычу вырывала у него какая-то женщина. Она оказалась сильнее и захватила разорванный и истерзанный кусок желудка. Я видел также как мальчик лет 14-ти навалился всем телом на выброшенные на снег кишки и кричал: «Мои! Не смей трогать!» Люди толкали его ногами и тянули куски скользких кишек, которые мальчик тщетно пытался удержать давлением своего тела. Немцы смотрели на эти сценки и смеялись… Некоторые люди тащили эти органы, даже не обмывши их, на базар и начинали торговать ими. Гнусное зрелище!

13 марта.

Сегодня мой сын был в кинематографе. В кинохронике показали несколько кадров, изображающих русских детей. Это была очевидная фальсификация. Группа пионеров 10–12 лет была представлена очень худыми и оборванными. Ясно, что эти кадры сфабрикованы в каком-нибудь немецком киноателье. Таких пионеров в СССР не имеется!

14 марта.

Врач, работающий в деревне Большой Даниловке (рядом с Харьковом) рассказал мне, что в этом селе появилась одна душевно больная. Немецкий комендант узнал про это. Он вызвал к себе врача, дал ему несколько ампул пантопона и потребовал, чтобы русский врач отравил эту больную. К счастью, эту женщину удалось предупредить о готовящейся ей судьбе и она во-время скрылась из села. Это ужасно! Немцы не только сами убивают больных людей, но требуют, чтобы русские врачи помогали им в этом.

18 марта.

Моя жена продолжает с риском для жизни таскать обгоревшие доски из разрушенных зданий. Недавно немцы застрелили женщину, тащившую поломанный стул.

21 марта.

Сегодня меня срочно вызвали в немецкую комендатуру к некоему инспектору Бауэру и объявили мне, что я назначен для сопровождения одного транспорта рабочих, отправляемых на работу в Германию. Отбытие транспорта произойдёт через несколько дней*.

* В Германию я прибыл 2 апреля 1942 г. и пробыл в Берлине до 15 мая 1942 г. Во время пребывания заграницей я не мог вести дневника, так как было основание опасаться, что все мои вещи, оставляемые в номере отеля, будут находиться под надзором Гестапо. Вернувшись в Харьков, я подробно описал события, совершившиеся во время моей поездки в Германию. Эта рукопись не включена в мой дневник. После возвращения в Харьков я работал около двух месяцев на огороде и не брался за перо. Этим объясняется пропуск, имеющийся в моём дневнике.

Продолжение дневника

18 июня 1942 г.

Все продовольственные запасы у нас иссякли. Денег нет. Добываю их тем, что продаю коробки спичек, привезённые мною из Германии, где они стоят по 3 и по 5 пфенингов (здесь их продают по 12–13 рублей). Очень много работаю на огороде.

9 часов вечера. Кончился «обед». Ложусь спать с острым чувством голода. Утром жена дала мне тарелку пшённого супа и несколько оладий, сделанных из остатков той муки, которую я добыл в январе этого года. Затем я пошёл на огород, расположенный на расстоянии около пяти вёрст от дома, где я живу. Сегодня было особенно трудно копать, так как после дождя почва была липкая. Я вернулся домой без сил. Жена мне дала «борщ», т. е. горячую водичку, в которой плавали щавель и куски бурака. Несмотря на сильный голод, я не стал есть это произведение кулинарного искусства. Жена меня выругала упрекнула в том, что я очень привередлив и могу есть лишь одни «деликатессы». На второе она мне дала маленькую тарелку варенного картофеля. Я его жадно съел, но, к сожалению, на этом обед закончился. Нужно спать, а из-за голода я не могу заснуть.

* * *

Пока я это писал, я услышал какой-то подозрительный шум. Я обернулся и увидел, что наш молодой кот Мурик (как он остался жив, несмотря на голодовку, это для меня непонятно!) облизывает масло с куска хлеба, который остался мною несъеденным со вчерашнего дня. Я совершенно забыл о его существовании. В другое время я не стал бы есть хлеб, облизанный котом. Но сегодня я был настолько голоден, что, вздувши кошку, отнял у неё кусочек хлеба и с жадностью съел его. К сожалению, он был таким маленьким, что нисколько не насытил меня. В пустом желудке продолжаются мучительные рези!..

19 июня.

У немцев имеется много своих агентов, которые распространяют самые невероятные слухи относительно советских войск. Например, сегодня в институт ортопедии вернулась одна медицинская сестра, которая рассказала моей жене ряд небылиц, будто красные при взятии сёл расстреливают всех тех, кто имел хоть какие-нибудь сношения с немцами, в частности врачей, а также женщин, гулявших с немецкими солдатами. Всё это, очевидно, инспирировано немцами. Но где же правда? Нужно иметь крепкую веру в советскую власть, чтобы не поддаваться этой пропаганде, исходящей якобы от «очевидцев».

8 июля.

По городу распространился слух, будто я арестован. Очевидно, это связано с тем, что в июне я вызывался дважды в Гестапо в связи с моей поездкой в Германию и, в частности, в связи с поданным мной заявлением о тяжёлом положении украинских рабочих в «трудовых» лагерях в Германии. Как бы этот слух не превратился в действительность!

10 июля.

Целый день я работал вместе с дочкой на огороде. Часам к шести вечера, усталые, мы возвращались домой. Недалеко от огорода я поднял небольшую доску длиной сантиметров в 30. Прошли мы ещё километр и сели около одного домика. Я набрал воды в бутылку из имевшегося на улице крана. Мы напились воды, отдохнули минут пять и тронулись в путь. Вдруг я услышал позади себя дикий крик «Держите его! Он украл мою доску! Он хотел обокрасть мой дом!» Я обернулся и увидел женщину лет 30-ти в голубом платье. Она бежала ко мне, размахивая руками. Выяснилось, что её крики относятся ко мне. Я ей об’яснил, что доски я у неё не брал, а нашёл около огорода, но так как эта маленькая доска не представляет никакой ценности, я предложил отдать ей этот кусок дерева. Но она не успокоилась. Собрался народ. Она продолжала кричать: «Я его отведу к Адольфу! Где Адольф?» Мне это надоело и я решил, что целесообразнее будет пойти с ней в немецкую комендатуру. Она вцепилась в мой рукав и повела меня в поперечную улицу. Дочке я сказал, чтобы она ждала меня на том же месте. По дороге мы встретили немецкого офицера. Он дотронулся до своей шеи и сделал выразительный жест: мол, повесят. Я тогда не обратил на это внимания, но сейчас я отдаю себе отчёт в том, что я избежал очень серьёзной опасности и действительно мог быть повешенным. Мы дошли до хатки с открытыми окнами. На крики женщины появились три немецких фельдфебеля. Я начал им объяснять по-немецки, что я нашёл доску вблизи огорода и не думал её красть у этой женщины. Но они не слушали меня. Один из них, очевидно, Адольф — любовник этой женщины — спросил её: «Крал?» Она стала кивать утвердительно головой. Тогда все три немца выбежали из хаты. Они внезапно набросились на меня и начали меня бить. Один из них наступил мне своим сапогом на большой палец левой ноги и поломал одну фалангу. Но тогда я боли не почувствовал: я бросился бежать. Немцы меня не преследовали. К сожалению, я заметил, что уличка упиралась в тупик. Я вспомнил, что меня ждёт дочка и повернул обратно. Немцы продолжали стоять посреди улицы в угрожающих позах. Я попросил их пропустить меня, так как меня ждёт дочь. Но они набросились на меня вновь и стали опять бить. На этот раз я отбежал довольно далеко, перелез через забор и круговым путём дошёл до того места, где должна была ждать меня дочь. Однако, её больше там не оказалось. Очень обеспокоенный, я пошёл домой в надежде, что дочь уже дома. Но её и там не оказалось. Жена, которой я всё рассказал, набросилась на меня с криками, очень разволновалась и заявила мне, что погубил ребёнка и что, очевидно, немцы её взяли и где-нибудь истязают. Мы выбежали с намерением искать ребёнка, хотя было уже поздно и темнело. К счастью, всё окончилось благополучно и мы встретили дочку недалеко от нашего дома.