Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

Парень завыл, выпустив девушку, в руке его блеснуло широкое лезвие ножа…

Лешка дернулся влево… И сразу вправо – ну, разве ж поможет нож этой деревенщине? Да что там нож – в таких условиях и сабля бы не помогла.

Раз!

Удар по руке…

Нож со звоном упал на пол.

Два – захват…

– У… Пусти, собака!

Три! – перехват на изгиб. Теперь с силой нажать…

– У‑у‑у‑й‑я‑а‑а‑а!

Вот это вопль!

– Тихо, не кричи, соседей разбудишь. Руку сломать?

– Да я…

– Как хочешь…

– Ой‑й‑й… Не надо‑о‑о!

– Ах, не надо? А ну заткнись. Теперь слушай меня. – Алексей произносил слова зло, отрывисто, словно бы всаживал в твердое бревно гвозди. – Заруби себе на носу, я могу сделать с тобой все, что хочу – в любое, удобное для меня время. Надеюсь, ты в этом убедился? Убедился? Не слышу?!

– Да‑а…

– Сейчас я отведу тебя к Прохору…

– Ой, не надо к Прохору… Вообще не надо никому ничего говорить. Я больше не буду, клянусь.

– Чего не будешь?

– Приставать к этой гадине!

– Эй, выбирай выражения, ублюдок! – тут же подала голос Мелезия. – Алексей! Дай‑ка я ему хорошенько тресну! Покажу тебе один удар – после него обычно мужчины уже не могут любить…

– Эй, эй. – Терентий опасливо дернулся. – Уйми ее, Алексей, уйми! Я же сказал, что больше не буду.

– Я верю, что не будешь, – засмеялся Лешка. – Давай, греби отсюда. И помни – это я тебя защитил!

Он с силой оттолкнул Терентия от себя, и незадачливый насильник, подхватив упавшую на пол шапку, скуля, побежал к лестнице.

– Ну вот, – улыбнулся старший тавуллярий. – Нажили себе вражину.

– Да ну его, – Мелезия отмахнулась. – Его артельные за дурачка держат. Не уважает никто. Вот пожалуюсь завтра их главному, Прохору…

– Зайдешь? – кивая на свою дверь, с улыбкой осведомился Алексей.

– А ты рисунки похабные стер?

– Не только рисунки, но и надписи.

– Тогда пошли, чего тут стоять‑то?

Логично.

Галантно пропустив гостью, старший тавуллярий захлопнул дверь и заложил ее на засов. Обернулся и ахнул – Мелезия уже сбросила на пол столу и теперь стягивала тунику, обнажая пленительные изгибы великолепно сложенного тела. Стройные бедра, тонкая – очень тонкая – талия, плоский живот с темной ямочкой пупка, небольшая, но изящная, грудь…

– Ну? – отбросив тунику, девушка провела себя по бедрам и с улыбкой взглянула на Лешку. – И долго ты там будешь стоять, словно языческий истукан?

– Недолго…

– Ты не думай, я не «похотливая шлюха»… Просто хочется отдохнуть, а ты – красивый и добрый парень…

Обняв девушку, Алексей прижал ее к себе, и, погладив по спине, крепко поцеловал в губы…

– Ах… – прикрыв глаза, тихо застонала Мелезия…

Они услаждали друг друга почти до самого утра, и сладострастные стоны, и скрип кровати, были слышны, казалось, на весь дом.

– И пусть! – задорно смеялась девчонка. – Пусть все нам завидуют…

– Ты потрясающая девушка, Мелезия.

– Знаю, ведь я же актриса. А ты…

Мелезия провела пальцем Лешке по носу и, показав язык, сообщила:

– Ты – совсем не тот человек, за которого себя выдаешь!

– Что?! – Алексей чуть не упал с ложа. – Как это…

Так, устремивши глаза в подводную глубь, далеко мы

Видим, и тайны глубин сокровенные все нам открыты…

Авсоний «Мозелла»

…не тот?

– А так! – Мелезия негромко расхохоталась. – Не тот – и все тут! Хотя, конечно, не мое это дело – от кого и зачем ты здесь скрываешься. Извини – сорвалось.

Ну и девчонка! Прямо шпион какой‑то. Интересно, как это сумела распознать все Лешкины ухищрения? Даже старуха Виринея Паскудница не догадалась, не говоря уже, к примеру, о Епифане, а вот Мелезия…

Старший тавуллярий подложил под голову руку:

– Слушай, а с чего это ты взяла?

– Объяснить? – Девушка прижалась к груди любовника, прищурилась, словно довольная кошка.

Алексей ласково погладил ее по спине:

– Объясни, сделай милость!

– Значит, так, – ухмыльнулась Мелезия. – Ты приехал из Мистры, а говоришь, как столичный житель – это, во‑первых.

Лешка даже удивился – ну, надо же! Хотя, с другой стороны, чему удивляться‑то? За восемь‑то лет везде можно стать своим.

– Во‑вторых, ты называл себя философом, – продолжала девчонка с хитрой улыбкой. – Утверждал, что знаком с Плифоном, а не знаешь, кто такой Дмитрий Кидонис. А я ведь специально тебя про него спросила! Кидонис – учитель великого Плифона, любой философ обязан это знать! Ты не знаешь, значит – и не философ, и не из Мистры.

Алексей только хмыкнул:

– Откуда ты только взялась на мою голову, такая умная?

Мелезия пожала плечами:

– Я ведь не проститутка, как ты, верно, подумал. Я – актриса, специально интересовалась историей театра, драмой, философией. Думаешь, это легко – перевоплотиться в чужой образ?

– Теперь так не думаю. У меня, вот видишь, не получилось, – Лешка поцеловал девушку в лоб. – А, может, ты еще скажешь, кто я такой на самом деле?

– Может, и скажу, – озорно хохотнула девчонка. – Попытаюсь. Ты… – она наморщила носик. – Ты явно склонен к логическому мышлению, все обо всем расспрашиваешь, сопоставляешь, делаешь выводы… не боишься покойников и даже владеешь какими‑то приемами борьбы…

– Вывод?

– Ты, Алексей, явно служил в каком‑то тайном ведомстве… А сейчас вынужден почему‑то скрываться! Что дернулся?! Я угадала? Вижу, что да. – Мелезия ласково взъерошила Лешкины волосы. – Небось, думаешь сейчас, как от меня избавиться?

Да, старший тавуллярий примерно в этом направлении сейчас и мыслил!

– Не думай, я тебе не выдам. Зачем? У меня свои дела, у тебя свои. Если хочешь, будем встречаться.

– Хочу, – притянув девушку к себе, Алексей крепко поцеловал ее в губы. Рука его погладила изящную грудь, опустилась ниже…

– Нет, – неожиданно улыбнулась Мелезия. – Хоть мне и очень приятно с тобой, но – не сейчас. Взгляни в окно – светает! Расстанемся до вечера, у меня много дел.

– А может, дела подождут?

– К сожалению, нет, – выскользнув из объятий, девушка быстро оделась. – Если я буду валяться в постели целый день – где я заработаю деньги? Кстати, если ты думаешь, что нарочито всклокоченные волосы и растрепанная бородка тебя сильно меняют – так нет!

– Как – нет?

– А так! Человека меняет не внешность, а в первую очередь – походка, мимика, жесты, манера говорить… Да и волосы тебе следует покрасить получше. Я помогу.

– Спасибо за помощь, – прощаясь, усмехнулся Лешка.

Проводив Мелезию, он захлопнул дверь, снова завалился в постель и зажмурился. Из щелей в ставнях в комнату властно проникало утро.

Еще немного вздремнув, старший тавуллярий решительно вскочил с постели – ему, как и Мелезии, некогда было сибаритствовать, от всех его действий – и бездействия – сейчас зависела жизнь.