Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

А здесь никому стыдно не было – люди кругом уже были давно состоявшиеся, что‑то собой представлявшие, важные…

– Какой вы сильный, – прижимаясь, прошептала Графиня. – Я даже чувствую… Знаете, что! – подняв глаза, она посмотрела на партнера так, что того чуть было не бросило в краску, настолько томным и зовущим оказался этот взгляд. И – при всем при том – неожиданно беззащитным, детским…

– Давайте уедем отсюда! Пожалуйста, уедем! Сейчас.

– А… а ваш мужчина? – Алексей не знал, что и делать.

– Он – деловой партнер. Ну же! Идемте!

Не говоря больше ни слова, она взяла протокуратора за руку и повела к выходу. Проходя мимо столика, за которым что‑то тихо обсуждали Владимир Петрович и Емельян, Графиня чуть замедлила шаг и оглянулась:

– Мы вас покидаем.

– Спокойной ночки! – судя по всему, их быстрый уход не произвел особого впечатления.

– Алексий, до лагеря потом доберешься? – лишь спросил Емельян.

– Доберусь, друже.

– Ну, удачи тогда.

Дым сигарет. Толпящиеся у входа люди. Звездный теплый вечер. Нет. Ночь. Уже ночь. Припаркованная под фонарем ухоженная «шестерка» модного – кофе с молоком – цвета.

– Садись.

Кожаные чехлы на сиденьях, мягкое урчание двигателя, «Распутин» в магнитоле…

Уютный дворик. Обычная пятиэтажка. Разрисованный подростками подъезд, третий этаж, дверь… «Подожди, я переоденусь. Там, в холодильнике бутылка… Открой».

Мягкий приглушенный свет, отражающийся в полированных боках «стенки». Узорчатый палас, хрусталь, «Шарп», негромко мурлыкающий Джо Дассен…

Эс се тю некзюста па…

– Потанцуем… Нет, сначала выпьем. Это хороший коньяк!

Полупрозрачный пеньюар. Жаркое дыхание, в объятиях – стройное женское тело. Касающиеся друг друга щеки.

– Поцелуй меня… Крепче!

Эс се тю некзхюсте па…

Утром они пили кофе. Алексей и Графиня. Бабка Федотиха, господи‑и!

– Мне было с тобой хорошо… – Графиня закурила тонкую свою сигаретину, какой марки – бог ведает, да еще наверняка Емельян. – Молчи. Не надо ничего говорить. Да, мы ничего друг о друге не знаем и вряд ли еще свидимся… Пусть! Иногда лучше не знать… лучше. Ты, кажется, сказал, тебе нужно за город? Куда? В Касимовку?! Едем. Нет‑нет, не трудно. Заодно покажу тебе свою дачу, прикупила недавно.

Снова «шестая» «Лада», и мерный звук двигателя, и нежное звучание «АББЫ» – «Ай хэве‑е‑е дрим…» – и поздно просыпающиеся (суббота!) городские кварталы, и пустое шоссе, и поворот на Касимовку… Дача.

– Ну, вылезай, мон ами! Приехали. Не обращай внимания на разгром – тут везде ремонт. Достань на притолочине ключ! Что ты смотришь? Да, да, вот именно так, на притолочине, по‑деревенски. Тем более, там пока нечего воровать. Ну, как тебе? Да ладно, можешь говорить как есть, я не обижусь. Со временем все отсюда выкину, закажу специальную мебель, светлую, легкую, специально для дачи… Хотя нет, этот буфет оставлю – антиквариат! Таким пользовались наши бабушки. Там еще и вся посуда осталась, видишь, рюмки какие толстые, синие, голубые… И такой же пустой пузатый графин! Черт! Забыла в багажнике вино. Нет, нет, сиди, я сама схожу. Лучше пока передвинь к окну стол.

Хлопнула дверь. Алексей бросился к буфету – проверить. Чуть скрипнув, распахнулись дверцы…

Что за черт?!

Чемодана не было!

Не было! Не было! Не…

Полный штиль, как тряпки – паруса.

Мир устал, уснул в ленивой дури.

Я молю, чтоб каплю ветра мне послали небеса –

Пусть сильнее грянет буря!

Андрей Макаревич.

Полный штиль

…Было!

Алексей простился с Графиней с изменившимся лицом. В силу своих профессиональных, приобретенных еще в Константинополе качеств он догадывался, кто прихватил чемодан с деньгами: конечно, тот, кто о нем знал – Беспалый! Вот этого черта и следовало теперь отыскать, и как можно быстрее.

Не заходя в лагерь, протокуратор быстрым шагом направился на машинный двор. Было уже почти одиннадцать, и все трактористы – кто не ремонтировался – давно отправились на поля. Что ж, может быть – тем и лучше? Отыскать проклятого ворюгу на полях или где‑нибудь по пути к ним… никто не помешает разобраться.

Ухмыльнувшись, Алексей зашел на проходную…

– Уехал? Как уехал? Когда? Три дня назад?! Точно – три дня? Ах, отгулы взял… Та‑ак…

На всякий случай, протокуратор заглянул и в правление колхоза, где как завхоз был частым гостем – там подтвердили: точно, тракторист Беспалый Юрий Вениаминович выпросил у председателя неделю за свой счет и отправился в Ленинград – родственница у него там какая‑то приболела.

– А знаете, Алексей, – понизив голос, заговорщически подмигнула протокуратору секретарша – симпатичная девчоночка лет двадцати, в строгой деловой блузке и мини‑юбке, звали ее Мариной. – Что‑то Юрик‑то не выглядел уж очень подавленным. Говорит – родственница тяжело заболела, а сам сияет, как голый… ой…

– Как голый зад при луне! – охотно закончив фразу, Алексей подмигнул. – И что, когда возвращается?

– Так через два дня должен.

– А точно – в Ленинград?

– Сама билеты заказывала! Комсорг, как‑никак…

– Нужен он мне очень по поводу слета, – на всякий случай пояснил протокуратор. – Вот и спрашиваю. Ну что ж… Два дня подожду, надеюсь, приедет.

– Конечно, приедет, – с неожиданной уверенностью заявила Марина. – Куда он денется‑то? В среду в раймаге гарнитуры выкинут, югославские – так он давно записался. И откуда только у людей деньги?

– Вот именно, откуда…

Простившись с девушкой, Алексей в глубокой задумчивости вышел на улицу и уселся на лавочку перед почтой, машинально отмечая – между прочим, уже в который раз – что вот эта вот, образца 1980 года Касимовка выглядела куда лучше и ухоженней, чем в начале двадцать первого века. Нигде не было мусора – колхозная коммунальная служба работала на славу, поднимались новые, строящиеся дома, клуб работал на полную мощность – каждый день по два‑три фильма, в школе, по словам того же Аркадьича, учились чуть ли не в две смены – столько на селе было детей, да и вообще молодежи. Да и в людях чувствовалось нечто, в Лешкины времена давно уже утерянное – какая‑то гордость, уверенность в завтрашнем дне, что ли… Радостнее жили люди, веселее. А с другой стороны, даже продуктов – и то на всех не хватало: к примеру, за молоком всегда были жуткие очереди, временами переходившие в массовые драки. Сосиски и колбаса считались жутким деликатесом, как, впрочем, и мясо, за всем этим ездили не то что в райцентр – там тоже мало чего было – а на выходные в Москву! Вот такой вот парадокс получался. С одной стороны – уверенность и гордость, вполне, между прочим, обоснованная («Мы – первая в мире страна развитого социализма! Олимпиада‑80! БАМ» и прочее), а с другой – за обычные джинсы – удавятся!