Неизв. - i_724f9bdd7ce0f8ea

Переулок отгородился от остального города плотной завесой и спал. Видимо, я забрел в один из тех мифических уголков, о которых рассказывали мне хранители города. Они говорили, что есть места, где время течет иначе. «На самом деле, – пояснял мне тогда Дима, почесывая мохнатые ладони, – весь город есть дыра в течении времени, аномалия, иначе он не вырос бы до таких размеров, и в каждом его районе ход времени чуточку отличается: где-то за год набежит на пару минут больше, где-то меньше. Такого горожане совсем не замечают. А есть области, которые за год могут отставать, например, на месяц. В них очень трудно попасть. Случайности выстраиваются так, чтобы человек обошел стороной жуткое место. Если же все-таки, не дай бог, туда забредет обычный житель мегаполиса, даже он с его почти атрофированными чувствами, поймет: что-то не так». Легко догадаться, я чувствовал это «что-то не так» в тысячу раз острее простого горожанина. Вначале оно растеклось холодом в груди, потом побежало мурашками по коже и готово было уже вырваться наружу бессмысленным стоном, но не успело: я увидел мертвеца перед собой. В этот миг я понял: незнакомец уже здесь. И на место колючему беспокойству пришла пушистая радость. Незнакомец! Он стоит у меня за спиной и вот-вот шепнет мне подсказку. Незнакомец, кто ты на этот раз? Ты соизволишь поговорить со мной или, шепнув, тут же спрячешься, так что, оглянувшись, я увижу пустой переулок? Я, как всегда, не знаю ничего о тебе и твоих намерениях. Я просто радуюсь. А вы? Что вы чувствуете, когда незнакомец появляется за вашей спиной и вкрадчиво говорит: «Я кое-что знаю о том, что вы ищете». Тоже радость, восторг? Или вам неинтересны его загадочные намеки? Возможно, вам хочется повернуться и растерзать его? Или вы боитесь, что его подсказка будет слишком жестокой? Вам хочется плакать, и вы молитесь о том, чтобы незнакомец исчез и никогда больше не появлялся? А может быть вам уже все равно, и вы никогда не замечаете незнакомцев? Мертвец лежал посреди улицы, впереди от меня в десятке метров, и над ним вились мухи, много маленьких черных точек. Рядом с головой было пятно – запекшаяся кровь. Лицо его было обращено к солнцу, и губы, сморщенные в неестественной ухмылке, обнажили верхний ряд зубов. Правая рука была прижата к сердцу, а левая протянута в сторону ладонью вверх, будто мертвец хотел покормить кусавших его мух. Ноги мертвеца были согнуты в коленях и свернуты набок. Я, замерев, глядел на него уже несколько минут, когда ухнули мусорные баки слева, и вылезли из своего убежища два пса. Один – мощный ризеншнауцер. Черный, лохматый. Другой – пудель, тоже черный, но весь облезлый, даже обглоданный, с трясущейся головой и болезненно поджатой задней лапой. Они медленно, словно преодолевая сопротивление воды, подбежали к мертвецу, обнюхали его голову. Ризен схватил мертвеца крепкой пастью за рукав свитера и потащил в тень большого ясеня на противоположную сторону улочки, подальше от меня. Тащил и тихо поскуливал, а пудель прыгал вокруг, на короткие мгновения как будто повисая в воздухе, и тявкал истерично. Дотащив мертвеца до дерева, ризеншнауцер оставил его и подошел к пуделю, замершему в нерешительности на границе тени и света. Они стояли задумчиво, нюхая воздух, а темнота вокруг ясеня медленно сгущалась и разрасталась в высоту. Радость уже прошла. Но она сменилась не задумчивостью, а липким страхом. «Надо бежать, бежать отсюда сломя голову», – думал я, но не мог пошевелиться. А мертвец в тени ясеня был уже почти неразличим, слился воедино со стволом огромного могучего дерева. «Почему я боюсь? Я давно не боялся. Надо бежать!», – подумал я снова. Псы впервые за все это время посмотрели на меня, сразу отвернулись и одновременно шагнули во мглу. Растворились в ней. Это было удивительное зрелище. В глухом переулке среди яркого солнечного света огромное пятно темноты, покрытое сверху листьями. Изумление вытеснило страх. Помню, подумал тогда, что завидую Диме и всем хранителям: они могут видеть больше меня; пускай, то, что они видят, холодит сердце и лишает сна, однако «видеть больше» того стоит! Я непослушной одеревеневшей рукой залез в карман джинсов, достал мобильный, чтобы сфотографировать это место, и вдруг услышал голос. Я содрогнулся, телефон полетел к земле, медленно вращаясь в воздухе. Его красный цвет на глазах терял яркость, исчезали очертания формы. Полет замедлялся, и вот большая блекло-серая капля беззвучно повисла в нескольких сантиметрах над землей. Голос был низким, говорил медленно, четко, даже пафосно: «Ты получил, что хотел. Теперь уходи». Следовало так и поступить, я понимал это, но не мог заставить себя двигаться, потому что теперь был придавлен пониманием. Ах, вот что мне показали сейчас! Незнакомец, что стоял за моей спиной, не обманул: дал хорошую подсказку, изящную. Эта картинка нужна была мне, чтобы собрать мозаику. Она стала первым кусочком. Спасибо тебе, незнакомец! Благодарю, что бы ни было у тебя за спиной. «Беги отсюда. Может быть, еще успеешь», – спокойно посоветовал голос. И теперь я послушался. Побежал… 3) Недостройка В районе Щукинской уже год стоял железобетонный скелет жилого дома. У недостройки было два варианта будущего: развалиться, так и не будучи достроенной, и быть достроенной, заселить в себя людей, после чего развалиться вместе с ними. А пока мы с хранителями города проводили встречи на недостроенном одиннадцатом этаже под открытым небом. Сегодня приглашал Дима; я был гостем. Поднимаясь по лестнице, подвешенной в пустоте, без перил и стен, чувствуешь себя чрезвычайно непривычно. Горожане привыкли, что движение по лестнице строго регламентировано стенами и потолком, а глупые, но надежные перила, позволят любому подняться по лестнице хотя бы стандартным образом. К сожалению, почти никто не ходит по недостроенным многоэтажкам. А те, кто ходит, делают это в силу своей строительной профессии. Для них недостроенные дома – та же лестница, огороженная стенами и потолком. Всегда, поднимаясь по недостроенной лестнице на встречу с хранителями города, я смотрю по сторонам и лелею в себе понимание, насколько невообразимы просторы вокруг – река, окруженная парком, дома – семи-, девяти-, семнадцатиэтажные, офисные башни – и в каждом так много лестниц, и, пожалуй, главное: сам по себе прозрачный воздух на многие километры вдаль. На обычной лестнице только окна, из которых можно разглядеть кусочек двора с гаражами-ракушками, дают подсказки о невообразимом числе альтернативных маршрутов движения. Добравшись до места встречи, я сильно запыхался. – Не бегаешь по утрам! – с укором сказал Дима. Он сидел на корточках и грел мохнатые руки у костерка, на котором начинал посвистывать чайник.Читать дальше