Неизв. - i_724f9bdd7ce0f8ea

Я с удивлением огляделся: рядом с моим правым локтем двое подтянутых деловых людей, будто канат перетягивали, отбирали друг у друга десятикилограммового сырокопченого лосося, пока, наконец, один из них остроумно не схватил чудо за жабры, выиграв сложные переговоры; прямо впереди торчала своей огнисто-рыжей шевелюрой молодая женщина в красных чулках и минимальной юбке, с оголенными плечами и влажными губами (любившая, как выяснилось несколько позже, увлекательную компьютерную игру «Зловещие зомби»). Она встала на колени перед худосочным заморенным мужчиной и расстегивала его штаны, он смотрел на нее со смесью недоверия и призрачной надежды во взгляде, правда, надежда полностью покинула его, когда она запустила руку ему глубоко в штаны и, пошарив, извлекла откуда-то, возможно даже из носок, селедку, не менее худосочную, чем ее обладатель, и жадно вгрызлась в так тщательно укрытый съестной припас; поодаль полная женщина с цветущей и благоухающей, такой набухшей, родинкой на правой ноздре, нещадно била мальчика лет десяти воблой по голове, – я заметил даже следы покусов на этой вобле и посочувствовал шакалу, который лишился добычи, – била до тех пор, пока мальчик не разжал зубы, отпуская хвост осетра, чья голова уже была предусмотрительно зажата между колен драчливой дамы. Я отчаялся найти среди этого безобразия собаку, но она откуда-то издалека просигналила мне своей дурацкой фразой про волшебную метель. Я с мыслью, что здесь только пива не хватает сейчас, под такую закуску, передразнил это, по-видимому, со съехавшей напрочь крышей, существо: «Mister wizard, I am here! Please, give me seven barrels of beer!» note 6 Это заставило собаку даже подпрыгнуть и выпучить на меня глаза. К полу, как и меня, ее прибила не столько гравитация, сколько волна жидкого хлеба. Поскальзываясь, я осторожно поднялся с пола и увидел, что люди – многие даже легли для такой цели навзничь – подставляли открытые пасти льющимся свыше струям в надежде впитать побольше, однако их носоглотки с этим потоком явно не справлялись, так что пиво, прогулявшись по ротовым полостям, вырывалось наружу и увлекало за собой весь тот мясной и костистый сор, что застрял между человеческих зубов за тысячелетия, вместе со слюной, грибком, кусочками эмали, стафилококками и личинками паразитов. Мутный поток сплошным слоем покрыл зал и принялся смывать людей на другие станции метро. Собака смылась от меня вместе со всеми. Весь мокрый, липкий, провонявший рыбой, будто ржавый дальневосточный траулер, нещадно эксплуатируемый браконьерами уже тридцать лет, я ввалился в первый пришедший поезд, заставив половину пассажиров выбежать из вагона. Вторая половина просто не успела: столпилась у дверей и растворилась на следующей остановке. Вошел же только один – распухший старик в рваной телогрейке с красным бугристым лицом. Он подошел ко мне, внимательно изучил, похлопал по плечу, достал шкалик аптечного спирта из рукава, угостился сам и угостил меня. Я послушно хлебнул, улыбнулся в ответ и смог преодолеть чувство неловкости, отдарившись застрявшим у меня за шеей «плесским копченым лещом», который, между прочим, будучи обыкновенной рыбой, выловленной мальчишками на ближайшем причале города Плеса и повисевшей в струях сосново-осинового дыма над старой буржуйкой причального охранника, продается здесь в палатке «Абырвалг» иностранцам за десять евро как российская достопримечательность. Совершенно удовлетворенный дипломатическим обменом, старик растянулся на сиденьях поспать, подложив под голову моего леща вместо подушки. Вскоре мне пришлось его покинуть. На станции Поганка уже было накрыто в просторной столовой комнате, из окон которой открывается вид на Черное море. У камина в глубоком кресле меня поджидал свояк-дядюшка. Он встал, вперевалочку, покачивая мощными щеками, подошел и – в манерах идейно крепкого партийца радушно поприветствовал меня: экая же он собака! – Ну, садись-ка, садись давай за стол, брат! Как я рад поприветствовать тебя на моей даче! Знал бы ты, как рад! И видеть рад тебя – не представляешь! Ты, я смотрю, окреп, надо понимать, возмужал. В некотором смысле, так сказать, настоящий мужчина в расцвете лет! Отдохнуть нужно с дороги, друг, вот что я скажу. Голодный, небось! Все-таки, сорок часов, как-никак, ехал, почитай, без остановки совсем! Спешил, смотрю, к дядюшке повидаться! Ну, давай хряпнем по горькой. Продолжая в таком духе изливать на меня свое бесконечное дружелюбие и натренированную долгими попойками еще комсомольских лет обаятельность, он хлобыстнул мне в стакан, повозился над стаканом пару секунд, поправляя так невовремя расстегнувшиеся часы, и хлобыстнул себе тоже. Я, тем временем, рассмотрел стол – основательный дубовый лакированный стол метров пять длиной и добрых два шириной, из конца в конец уставленный всевозможной роскошью из спецраспределителей: сырокопченая колбаса, кабаний окорок, буженина, черная икра, сыры многих мастей, – о разнообразнейших фруктах вплоть до карамболы и ромбутана даже не заикаюсь, – а также моя страсть – грибы, самые лучшие: маринованные осенние опята и не менее маринованные белые грибы, грузди и рыжики крепкого холодного посола из деревянной кадки, чернушки горячего соления… красота! Мы подняли по граненому и медленно подносили к губам, дружелюбно, по-своячески глядя друг другу в глаза. Когда дядюшка-собака увидел, что я дотронулся губами до стакана, он не совладал с рефлексом и, зажмурившись, опрокинул благодатный напиток в себя. Я воспользовался этим его мимолетным зажмуриванием и выплеснул содержимое стакана себе через плечо. После этого я закрыл нос рукавом, сказал «уууу-х», треснул стаканом по столу и взял кусочек черного хлеба, однако, не надкусывая. Дядюшка тоже по-коммунистически стукнул об стол, довольно засопел, но закусывать не стал. Теперь он смотрел на меня с двойным удовольствием и по-свойски задавал бесконечные добродушные вопросы: как дисер, как девушки, друзья как, Олег и Эдик, кто же еще-то? Ничего, да? Вот и я тоже, ничего, не жалуюсь. А вечером купаться пойдем с тобой сегодня – сменил он тему, не меняя добродушно-гостеприимного лада, – шашлыков потом нажарим на вишневых бревнах и еще водочки треснем, да с арбузом! – однако выражение глаз его, когда он дошел до арбузных фантазий, сменилось настороженностью. Когда же спустя пять минут я продолжал сидеть такой же румяный, как ни в чем ни бывало, и довольно слушать треп свояка, во взгляде его легко читалась обида. – После такой дороги водку на голодный желудок – себя травить! – воскликнул он и принялся даже с некоторым остервенением, что ли, накладывать в мою тарелку разные грибные соленья. Дядюшка всегда отличался великолепным нюхом на людские слабости; сейчас он, как обычно, попал в точку – я плотнее сжал губы, чтобы слюна не потекла на скатерть! Как мне хотелось наброситься на грибочки и слопать их все разом! Накалывать на вилку, с хрустом жевать и жадно проглатывать, запивая время от времени водочкой.Читать дальше