Ярослав Кузьминов - Раздвоение

его ногами, разорвав поджелудочную железу и повредив позвоночник. Почему-то его не

комиссовали, и остаток службы он провел в лечебке, на особых условиях, неспособный

ходить без костыля.

По окончании службы, он вернулся в родной Казахстан из неприветливой Бурятии

(где деды заставляли в начале службы бегать босиком по снегу в тридцатиградусный

мороз и где у многих рядовых зимой начиналась цинга, шатались и даже выпадали зубы).

Вернулся он не здоровым парнем, каким ушел, а наполовину инвалидом.

Тем не менее, он не одумался, курил, пил, жил неделями в самодельной хижине

среди гор со своими друзьями и охотился на горных баранов. Нравы среди друзей были

суровые. В частности, любого, приближающегося к хижине, даже своего, они

обстреливали издалека из карабинов, ради интереса, и делали ставки, случится что-нибудь

с мишенью, или нет.

104

Состояние его здоровья от распутной жизни ухудшалось. У него развился сахарный

диабет, от того, что он гробил алкоголем и без того поврежденную поджелудочную

железу. Хуже того, у него начался туберкулез позвоночника, потому что инфекция

проникла в треснувший после избиения позвонок; тут сказался ночной горный холод.

В один прекрасный день он почувствовал, что скоро умрет, если ничего не изменит

в себе. Тогда он завязал с вредными привычками, перестал бывать в хижине в горах и

занялся бегом. Вначале он бегал по три минуты, плача от боли, но постепенно наращивал

дистанцию. К этому он добавил витаминную диету и упражнение с ремнем, которое позже

стал прописывать своим клиентам. Благодаря упорным занятиям он излечился от

туберкулеза позвоночника, а спустя многие годы полностью восстановил функцию

поджелудочной железы, так что мог больше не ограничивать себя в сладком и алкоголе. В

двухтысячном году он проверил, действительно ли излечился, напившись впервые за

много лет на дне рождения у друга. Все было нормально. Он даже проснулся утром, как

положено, в шесть утра, и отправился на пробежку. Правда, шести километров для того,

чтобы выветрить похмелье, не хватило, и Петр Николаевич пробежал в то утро все

двенадцать, в результате чего не успел позавтракать и сеанс с первым клиентом проводил

на голодный желудок.

Вся история, от начала до конца, могла бы вызвать большое любопытство у

профессионального медика. К сожалению, медикам до самого последнего времени не

предоставлялся случай услышать ее, потому что Петр Николаевич всю жизнь презирал

медицину, избегал врачей, прививок, антибиотиков и стабильно потреблял только два

препарата: активированный уголь и спиртовой раствор йода.

Истинные обстоятельства истории, возможно, станут открытием даже для самого

Петра Николаевича. В армии он однажды затеял драку, не зная, что происходящее видят

офицеры. Те не стали применять дисциплинарных мер, просто встряли и избили обоих. В

лечебке он услышал историю про парня, который выпал из кузова ЗИЛа на полном ходу и

каким-то образом получил разрыв поджелудочной железы. Никто из рассказчиков толком

не знал, что это такое, да и врачи в части, кажется, тоже понимали слабо. Диагноз не был

поставлен вовремя, и парень умер. Потом приезжали разбираться шишки из штаба

военного округа.

Значительно позже, благополучно вернувшись из армии и поступив, стараниями

отца, в институт, Петр Николаевич поначалу не начинал заново спортивные занятия

школьных времен и пустился в распутную жизнь, в частности, посещал с друзьями

хижину в горах, где за скромные деньги были доступны опиум и каннабис, водка,

женщины и патроны. Деньги они, однажды, решили доставать охотой на горных баранов

и продажей туш. Убить, правда, получилось лишь одного. На рынке выяснилось, что это

был не горный баран, а отбившаяся от стада, оголодавшая овца. Ее опознал хозяин. Овцу

пришлось отдать, и весь рынок еще долго смеялся над незадачливыми охотниками.

Однажды Петр Николаевич шел в хижину с друзьями под покровом ночи. Вдруг

впереди поднялся рой вспышек, и по долине разлился грохот выстрелов. Друзья

предпочли побежать обратно, в город. Как выяснилось позже, в ту ночь хижину «взяла»

милиция, так что малина кончилась.

Спустя время, при диспансеризации в институте, Петру Николаевичу поставили

два диагноза: спондилит и триппер. Первый — воспаление позвоночника — оказался

ошибочным, а вот второй — самым что ни на есть правильным. И вылечился от него Петр

Николаевич отнюдь не утренним бегом и физкультурой, а банальными уколами.

Впрочем, даже если бы упражнение с ремнем имело целебный эффект, Петр

Николаевич тогда не смог бы им воспользоваться. Он узнал о нем гораздо позже, из

видеозаписи «Мастера Шотокан Каратэ До». А в годы юности он лишь видел раза два его

более трудный аналог, и не придал значения. Это был фокус, который исполнял один из

сельских пастухов за пачку папирос, предпочтительно, «Казбека». Он смыкал руки на

ремне вплотную, в то время, как мастер каратэ держал их на расстоянии полуметра. Для

105

того, чтобы обернуть вокруг туловища руки, вплотную сомкнутые на ремне, требовалась

такая растяжка плечевого пояса, которой не было ни у других казахских пастухов, ни у

мастера каратэ с видеокассеты, ни у Петра Николаевича.

История про две страшные болезни и чудесное исцеление получила ход у Петра

Николаевича только в самом конце девяностых, и он демонстрирует все признаки

глубокой веры в ее правдивость. Это дает основания полагать, что пришло время

радикальной психотерапии для самого патентованного психолога».

Дочитав письмо, Петр Николаевич был в панике. Впервые ему пришло в голову,

что лучше попытаться замириться с сектой. Другим вариантом была жалоба в милицию,

но пока с ним ничего не сделали, чтобы было основание для жалобы. Петр Николаевич

решил сначала добраться до дома. Если там будут следы взлома или кражи, он пожалуется

в милицию, что секта систематически запугивает его.

Он еле дождался полудня следующего дня, когда его выписывали. Ночью он не мог

спать, и каждый шорох в коридоре заставлял его думать, что это наемный убийца секты

подкрадывается с бритвой в руке. Утром он снова и снова перечитывал письмо,

недоумевая, откуда секта могла достать такую подробную биографию. Ведь он не вел

дневников!

Когда, он, наконец, был свободен и спустился в камеру хранения получить ключи,

теплую одежду и пачку денег в желтой обертке, у него почти не было сил радоваться

сохранности сбережений.

По пути домой он постоянно оглядывался. То здесь, то там, среди толпы, ему