Кузьма Петров-Водкин - Моя повесть-1. Хлыновск

А вожатый сзади шепотом солдату: "Осмотрите, говорит, служивый, полностью, воспользуйтесь случаем".

Солдат топ вперед, на самый коврик к императору, а тот сразу как взгрохнет во весь рост да как дыхнет из пасти своей прямо в морду солдату… Ну, солдат заорал неистошным голосом, да и брякнулся оземь до беспамяти…

Вот оно как, Анна Пантелеевна, нашему брату камеры смотреть петербургские…

Этот рассказ, произведший на меня в детстве большое впечатление и в фактическом содержании которого я не сомневаюсь, заставил меня порыскать музеями.

Камера - это, конечно, была знаменитая в то время Кунсткамера, но ни в ней, ни в других музеях такого забавника Петра я не нашел, и мне было жаль расстаться с этим жутковатым, балаганным образом не фальконетовского, выспренно подымающего пласты России к услугам просвещенной Европы, а Петра мужичьего.

На Охте пили кофе. Целый день на таганчике стоял и грелся кофейник, заваренный с утра. Каждая охтинка знала свои секреты: до пятнадцати сортов всяких снадобий входило в состав напитка. Мать полюбила кофе.

Когда, сопровождающая старуху Махалову, приехала с ней моя новая тетка и пришла навестить нас на чердак, она вскинула руками и охнула на лицо моей матери - такое оно было "прочерненное от кофейного яда".

Может быть, отчасти это было так, во всяком случае я после этого заключения с детства боялся кофе, но не от одного кофею почернела и исхудала лицом Анена. Верно писал когда-то отец: "Пропитание здесь имеется, ежели кому жить хочется", а ребенок хотел жизни, башмаков, одежды - и Анена из самолюбия не допустила бы сына оборвышем на улицу показаться.

Анена занялась шитьем, вспомнив прекрасные уроки своей тетки, получая заказы через таких же работниц, как и она, из маленьких магазинов конфекционов.

Приезжавшая для вставления зубов в Петербург старуха Махалова помогла заимообразно матери приобрести швейную машину. Теперь, после ручной, машинная работа стала спорее, но худоба и чернота не унимались на лице Анены.

На чердаке, в мезонинчике, застучала машина, заходили с утра до ночи ноги Анены.

Первая машина вошла в жизнь Водкиных, и наглядно доказывала она свои преимущества над ручной органической работой.

Быстро бегал челнок, чикала носом в распластанную ткань иголка, оставляя после себя ровную строчку. В ящике сбоку помещались всякие металлические штучки, упрощающие рубец, стежку. Зубчики, колесики, рычажки сговоренно вертелись, подымались и опускались, послушно, ласково подчиняясь человеческой воле, и как бы выговаривали:

"Только нам маслица машинного, да будь осторожна, чтоб не напутать в нас чего-нибудь…

Прислушивайся, верно ли мы чикаем, приглядывайся, хорошо ли бегаем, ты - хозяюшка наша".

Ножные мускулы давили с утра до ночи на одни и те же кровеносные сосуды, отдавались сокращениями в низ живота.

Удивленное новому ритму сердце не могло поддержать незнакомую ему пульсацию, без синкопов, без снижения и повышения быстроты, все шло вразрез с элементарной биологической механикой, - сердце пыталось отстаивать права организма, но срывалось, опаздывая то вводным, то выпускающим клапаном, и давало перебои.

Стальной челнок бегал ровно и гладко.

Влипшись в ободок, тянул за собой маховое колесо приводной ремень, и тихий смешок рычажка иголки как бы потешался над "хозяйкой" машины.

Я помню каждый винт этой машины, с вензелями, вьющимися змеями, "S" и "S", инициалами "Зингера"… это новое действующее лицо вошло в мою жизнь, в его ритме я играл, учился, грезил о том, когда все будет по-иному.

- Вот штука-то, - добродушно говорит отец, трогая рукой "Зингера" и обращаясь к Кручинину со своей любимой шуткой: - И что только наш брат мастеровой не выдумает.

Петруха рассеянно отвечает "да"; не отрываясь, он рассматривает машину сверху донизу.

Он просит мать открыть внутренний механизм и долго и внимательно разбирается в системе передач и вращения.

И после долгой экспертизы с довольной из-под рыжих усов улыбкой сказал:

- Да… Дело ясное, все в обрез и в точности, а работа простая.

С этого времени, если случалась какая-нибудь заминка с машиной, Кручинин призывался на помощь и стал ее механиком.

Отец же, похлопав раз поощрительно рукою по "Зингеру", в дальнейшем пребывал к нему равнодушным.

Я думаю, встреча с этой машиной и толкнула столяра Кручинина на изобретательство: лет восемь спустя он приехал к нам в Хлыновск из своей деревни на деревянном трехколесном самокате, сделанном им самим по своеобразной системе, легко приводимом в движение одной рукой.

В хлыновском бескультурье дело погибло: самокат был продан кому-то в уезд за двадцать пять рублей, там и сгинул, свалившись с косогора в овраг, а Кручинин никем не был поддержан в дальнейшей работе, за которую каждую осень принимался с горячностью.

- Эх, - радостно говорил он, - такая машина будет, что и нажимать ничего не потребуется, - сама пойдет: вроде как бы штопором… А эту одолею, ну, Кузяха, летательную машину буду делать… А то как же, смотри, ветрянка какие жернова ворочает - а человека поднять и совсем пустое дело… - И, забегая вперед, Петруха излагал мне проект конструкции.

К стыду моих молодых лет, ничего я из его системы передач, валов, "крутичей", "зажималок" не запомнил, но до последних моих визитов в Новолесье я видел в мастерской-сарае Петрухи распятым у потолка прекрасно обработанное шасси для новой машины. С каждым моим посещением дерево становилось темнее. Оно висело над головой мастера, как вознесенная профессиональная мечта, но, видно, земля ревниво оберегает обрабатывающих ее, а может быть, обстановка задавила порывы Петрухи. Деревня Новолесье состояла из упорнейших сектантов, а изобретатель, заглянув на службе за горизонты новолесские, научившись грамоте, привез с собой в деревенское одиночество горячее желание развернуть механическое искусство, но был сжат хваткою вековых традиций и остепенился…

У Кручинина на коленях места много. По рукам взберусь на широкие плечи.

- Вставай, Петруха! - кричу ему.

Петруха встать в целый рост не может - из-за низкого потолка он опускается на колени, потом на руки и начинает крутиться подо мной и реветь медведем.

Принес он как-то из казармы деревянных планок и обрезков разных.

- Ну, Кузяха, давай дом с тобой мастерить. Увлеклись мы этой постройкой оба - Кручинин, кажется, не меньше меня. Да и было чем увлечься.

Домик был самый настоящий - окна со стеклами, двери сами закрываются. Наверху дома мезонинчик. Стол и диванчик в доме. Снаружи узоры над окнами и дверями; на крылечке скамейки по обе стороны. Рукомойник на нитке висит. Но и этого было мало таланту Петрухи: в казармах он снесся со слесарней - на крыше нашего домика появился петух-флюгер, и когда повернешь ручку внизу домика, что означало ветер, - петух начинал вертеться, а внутри дома слышалось треньканье: петух пел…