Unknown - История царствования императора Александра I и России в его время. т.1. (1869)

управленіе других держав, какая бы ни была его форма, пока не вынудили-бы нас

к тому чьи-либо посягательства на общее спокойствіе.

Что-же касается до тогдашних отношеній россійскаго двора к иностранным

державам, они также ясно выказываются из инструкцій, данвых нашим

резидентам. По мненію Императора Александра, венскій кабинет, несмотря на

вліяніе партій министра Тугута, императрицы Маріи-Терезы и эрцгерцога Карла,

непременно должен был сблизиться с Россіею, чего требовали собственныя^

пользы Австріи, враждебной к Франціи, недоверчивой к Пруссіи и потерявшей

попытками к расширенно своих границ доверіе Германіи. Точно также Пруссія, для

охраненія своей безопасности, долженствовала упрочить союз с Россіею. По

словам Императора Александра, он, приняв бразды правленія, находился в

необходимости исполнить обязанности, явно противныя выгодам своих подданных

и отчасти несообразныя с географическим положеніем и с пользою своих

союзников. Тем немене,е однако-же, он, желая дать нример уваженія к

международным правам, принял на себя бремя прежних трактатов иисполнил

обязательства русскаго правительства, насколько то допускал непреложный,

священный закон — соблюденія блага собственных гіодданных. Когдаже

Всевышній благословил его усилія — окончить несогласія с Англіею мирным путем

— он старался, по возможности, соблюсти выгоды союзных с ним держав, и

вывести их из опаснаго положенія, в которое оне поставили себя собственною

неосмотрительностью. Его постоянное участіе

20*

308

в судьбе Короля Сардинскаго, без всякой себялюбивой цели, также могло служить

свидетельством тому, что он подавал собою пример исполненія обязанностей, им

требуемаго от других держав. В отношеніи к Франціи, Государь полагал, в случае,

если Первый консул станете, по прежнему, искать утвержденіе своей власти в

раздоре и смутах, волнующих Европу, если он не убедится в непрочности

могущества, возбуждающаго ненависть и оправдывающаго возстаніе, если он,

увлеченный потоком революціи, возложит все свое упованіе на прихотливую

благосклонность Фортуны, то представитель русскаго правительства при

тюльериском дворе должен ограничиться наблюденіем, в ожиданіи, пока

обстоятельства позволять прибегнуть к мерам более действительным. Еслиже

Первый консул пожелаете заключить искренній сбюз с Россіею и остаться в

пределах, указываемых благоразуміем и справедливостью, то успех общаго дела

будет зависеть от переговоров с французским правительством. Еще до назначенія

графа Маркова (Аркад. Иван.) посланником в Париж, предместник его, Колычев,

пол^чил приказаніе предложить французскому министерству секретныя статьи,

могшія послужить к водворенію общаго мира. По мненію Императора Александра,

сговорчивость Бонапарта на многія из отих условій еще не представляла

надежнаго ручательства в его искренности. „Быть можете — писал Государь графу

Маркову — Первый консул, в последствіи, убедясь в Моем прямодушіи и

безкорыстіи, будет искренно содействовать Мне, но не подлежите сомненію, что,

угождая в Бозе почившему Императору, он преимущественно имел в виду

пріобрести в нем опору против Англіи, а

309

в настоящее время, может статься, желает только выиграть время. Тем не

менее однако-же, чтобы не упустить ничего, могущаго обратить

французское правительство на путь правды, необходимо, чтобы вы

изложили Бонапарту основанія всех Моих сношеній с иностранными

державами... Полагая, что истинное величіе престола должно иметь

основами прямодушіе и справедливость, Я убежден неменее в том, что эти

качества должны быть сопровождаемы непоколебимостью, и потому всякое

нарушеніе трактатов, заключенных со вверенною Мне, по воле Всевышняго,

Имнеріею, положить предел принятой Мною системе умеренности" (2).

Между тем, как полковник Дюрок, один из доверенных людей Перваго

консула французской республики, прибыль с приветствіем от него к новому

Императору и был очарован его пріемом, граф Марков отправился в Париж

с письмом нашего Государя к Бонапарту, которое должно было заменить

русскому резиденту кредитивную грамату. Граф Марков, испросив частную

аудіенцію для врученія этого письма, изъявил, от имени своего Государя,

чувства уваженія Первому консулу. Бонапарте отвечал увереніями в таких-

же чувствах к Императору Александру, выказал сожаленіе, что переговоры

между французским и россійским правительствами затрудняются

требованіями петербургскаго кабинета, основанными на минувших

сношеніях обеих держав, и сказал: „Обязательства мои с Императором

Павлом, коего обширныя и великодушныя соображенія совершенно

согласовались с видами Франціи, были таковы, что я не поколебался-бы

принять на себя роль его наместника (de se faire

310

lieutenant de Paul premier), но, в настоящее время, когда Изшератор

Александр ограничился пределами политики, благоразумной и умеренной,

но не выходящей из обычной колеи, надлежит мне идти по другой дороге.

Теперь мы должны заботиться только о ыире, не обращая вниманія на такія

побочныя обстоятельства, какое вижу я в участіи вашего Государя к

сардинскому "царьку (roitelet de Sardaigne); если бы даже решились мы

возстановить его власть в Піемонте, то пришлось-бы поддерживать ее

штыками, потому что его бывшіе подданные вовсе не желают его

возвращенія. Затем, Бонапарте жаловался, что россійское правительство, в

сношеніях с ним, выказывает неуваженіе и поступает с Франціей, как с

Лукскою республикою, напомнил о снисхожденіи своем, в угоду Россіи, к

курфирсту баварскому и к герцогу виртембергскому, и окончил речь

словами: „прежде всего заключим. мир, а потом уже будем говорить О

прочем» (faisons la paix d'abord et puis nous parlerons d'autre chose).

Граф Марков сказал в ответ, что, по его мненію, обязательства, принятия

Россіею и Франціею при покойном Императоре, не потеряли силы с его

кончиною, и что виды его преемника стольже обширны и великодушны,

объемля спокойствіе и благополучіе всего света. По словам нашего

резидента : „желаніе Императора Александра действовать за-одно с

франдузским праиительством для достиженія столь высокой цели было

несовместно с понятіем об умышленном неуваженіи к Франціи; что-же

касается до участія Государя в с^дьбе Короля Сардинскаго, то оно было

внушено столько же чувствами справедливости и дружбы к сему государю,

сколько и тем, что россійское прави-

311

тельство не может оставаться равнодушньга в отношеніи к жребію какой-бы то ни