Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2008

Позвонили из приёмного отделения больницы, сказали, чтобы явился в поне­дельник с вещами - положат.

Я поблагодарил и только потом спохватился: 13 ноября - вечер, посвящённый памяти Михаила Луконина, который я должен вести. В последние годы у меня сложились хорошие отношения с его сыном Сергеем. И что теперь? Позвонил Салтыковой, она сказала, что здоровье важнее, а вечер проведёт кто-нибудь дру-

10 ноября. С Галиной и с двумя томиками прозы Пушкина и Булгакова при­ехал в приёмный покой. Народу - не сосчитать, причём разного возраста - от 20 до 70 и старше. Меня положили, Галина уехала домой одна.

В палате на 6-м этаже, куда меня поместили, четыре кровати на колёсах. Одна кровать застелена бельём, значит, я не буду в одиночестве. Я выбрал себе место у стены, в углу. Огромное, во всю стену, окно. Чисто, свежо.

Весь день и ночь провёл в палате один. На следующий день на каталке при­везли больного. Он после полостной операции находился в реанимации. Тяжёлое зрелище. За ним ухаживает профессиональная сиделка Ольга, молодая крупноте­лая женщина, бегающая на лестницу курить.

12 ноября. Утром, по обыкновению, делал зарядку-разминку. Небольшой холл, где стоит телевизор, не даёт особого простора, но двигаться можно. И ре­шил, что не пропущу ни одного утра, сколько бы я здесь ни находился.

Сдал кровь на анализ, прошёл рентген, осмотрели врачи. Вроде бы пора уже со мной что-то делать, но говорят, надо подождать.

- Подождать чего?

- Пока не знаем. Потом скажем.

Мой врач - красивый молодой человек с артистичной внешностью, кандидат медицинских наук Станислав Викторович Чернышов. Показал мне на плакате внутренние органы человека и пообещал, что, оперируя, «возможно, обойдёмся малой кровью».

Приехала Г алина. Привезла гранатовый сок, печенье, яблоки и «Литературную газету», в которой напечатана моя статья «По завещанию Айтматова».

Дома всё хорошо. Мария растёт, меньше капризничает. Бабушка - её главный наставник. Ольга и Саша работают. В стране кризис, трещит банковская система. Государство, вместо того чтобы деньги вкладывать в производство, строительство дорог, предприятий, хранит их в банках, в том числе американских, помогая Шта­там держаться на плаву. Ольге на пятую часть снизили зарплату.

Часто смотрю в окно на Карамышевскую набережную. Сплошным потоком - машины, машины. За набережной, за голыми деревьями - река Москва, довольно широкая, полноводная. В общем, глубокая осень, предзимье.

13 ноября. Вместе со мной в палате ещё трое: Владимир Витальевич - военный технарь из Саранска; Виталий Михайлович - москвич, охранник предпри­ятия; Иван Григорьевич - пенсионер, бывший железнодорожный руководитель из Екатеринбурга, мастер спорта по лыжам.

Владимир Витальевич - высокий, изрядно похудевший; ему сделали полост­ную операцию, удалили раковую опухоль. Мы, трое, ждём, когда скажут, что будут делать с нами.

Обстановка в нашем отделении рабочая, без суеты; врачи видят в каждом из нас коллегу.

14 ноября. Ещё никогда я не находился в столь длительном бездействии. Даже не верится, что когда-нибудь выйду отсюда. Со мной ничего не делают, говорят - отдыхайте. От чего отдыхать?

Завершил чтение прозы Пушкина и порадовался, что именно с ним провёл здесь почти неделю. Ко мне подходили, спрашивали, что я читаю, и, узнав, улы­бались - как будто услышали о добром знакомом. Пушкин сближает.

В палате с нами Ольга - патронажная сестра, которая ухаживает за Влади­миром Витальевичем. Иногда ночует в палате, спит на скамейке. Полноватая, общительная, без комплексов. Рассказала, что какой-то хлюст пообещал жениться на ней, если она соберёт ему денег на машину. Собирает. Сегодня у неё здесь по­следний день работы, потому что её подопечный пошёл на поправку. Её ставка - 1 тысяча рублей в сутки. Она работала с ним 20 дней.

Наверное, большинство женщин легче приспосабливаются к мужчине, каким бы он ни был, чем мужчины к женщине. Знаю по себе: я искал женщину, в которой абсолютно всё было бы «моё», только мне предназначенное. Тогда как женщины (и некоторые мужчины) удовлетворяются хотя бы частью «моего» и легко сжива­ются с тем, что не «моё». Я знал одну весёлую, умную женщину, которая говори­ла: «Мне важно, чтобы муж был добрый, остальное дорисую...» В «Возвращении “Гардарики”», мне кажется, такой должна быть спасённая Рудольфом Апалёвым Лидочка Княжнина...

Поговорил с врачом - можно ли на выходные домой? Вообще-то у них это не принято, но, если что-то срочное, можно.

Спустился вниз, в приёмное отделение, чтобы переодеться. А там - профессор Еропкин и женщина-врач. Спросили: кто разрешил?

Кажется, «попался». Говорю, мне надо.

- Ни в коем случае! - повысил голос профессор. - А если что случится?

- Если очень надо - выписывайтесь, - сказала врач.

Пришлось вернуться на шестой этаж.

15 ноября. Приехали дочка и Саша. Привезли снимки строящейся дачи - уже возведены стены из белого деревянного бруса. Кажется, от фотографии пах­нет лесом и смолой.

17 ноября. Меня оперировали, причём на это ушло не более 10-15 минут. Врач доволен. Я думал, будет наркоз, хотя бы местный, а прошло всё так, что я почти не почувствовал.

В палате меня поздравили и удивились, как быстро мне сделали операцию. Я предположил, что выпишусь в конце недели.

18 ноября. Утром пришёл мой лечащий врач, я попросился на выписку.

- С какой стати?

- Ну, мне же сделали...

- Мы вас должны понаблюдать.

Я похолодел. Нет слов.

Была Галина. Принесла бульон и курицу. От огорчения сразу всё съел.

19 ноября. Я не часто слушаю радио и смотрю телевизор. Но, если ино­гда подключаюсь, жду, что вот сейчас прочитают что-то из хороших писателей, что-то такое, от чего чаще сердце забьётся и что заставит ощутить себя частью Родины, частью моей страны. В советское время я слушал по радио «Капитан­скую дочку», «Дубровского», «Василия Тёркина», «Судьбу человека», «Зимний дуб» и многое другое, отчего прерывалось дыхание, в восторге замирала душа и хотелось петь. А какие оперы звучали по радио вечерами, какие песни! И было ощущение, что самое лучшее в искусстве принадлежит тебе. Сейчас этого нет, по крайней мере, мне не удаётся «напасть» на такую передачу. Пожалуй, в России только «Детское радио» сохраняет чувство прекрасного и делает живые, умные передачи о тех и с теми, кто являет собой настоящих художников, а не пошлую попсу. Радуюсь, что наша Мария каждый вечер ждёт этой передачи и, в особен­ности, передачи «Детский театр. Цветной».

Раньше телевизор и радио были моими друзьями и помощниками, я мог ссы­латься на них в любом споре или просто в разговоре. Сейчас этого нет. И не могу сказать, когда будет. Но обязательно будет, не может не быть, потому что нельзя жить в такой духоте!