Анна Камачо - журнал Космопорт

— Зря вы меня так боитесь, — сказал узник. — Тех троих на горном перевале я был просто вынужден убить. Они же первыми напали на меня. Да уж, отличный приём оказывают гостям твоего королевства!

— Дуар Проклятый! — выдохнула Нионе. — Какой же бес тебя сюда занёс?

— Ну, это был не бес, а всего лишь мои бродяжьи наклонности.

— Дуар, твоими наклонностями управляют бесы! Даже мы в этом укромном горном королевстве слышали о твоих приятелях из Ада. Откуда взялся тот кровавый дождь, который заливал корское поле битвы и ослеплял сивианцев, пока твои сторонники резали их на куски? А тот огромный чёрный ворон, который кружил над твоей галерой, когда ты грабил кремское побережье? Почему горы Фувии вдруг сами собой обрушились на твои крепости, мощный ураган уничтожил твои деревни и поля, а бушующее море начисто смыло твоё королевство? Что сгубило страну, чей трон ты захватил с помощью своих бесовских полчищ? Ответь мне!

— Ну, я этого и сам не знаю, — передёрнул плечами Дуар. — Да, это верно, в моей жизни было немало странного. Такова уж, видно, моя доля. Иногда кажется, что стихии буйствуют для того, чтобы вернуть меня на путь, который предопределён богами. Но мне известно лишь чуть больше, чем тебе. Я не иду против ветра и не плыву против течения. Когда боги сказали, что я должен быть королём, я стал королём. И пиратом я сделался точно так же.

— Самое простое — обвинять во всём богов!

— А почему бы и нет? — и узник снова сверкнул белыми зубами. — Не по своей же воле я пришёл в этот мир. И если я покину его, это тоже не будет ошибкой.

— Да, кстати, откуда ты явился, король, пират и раб? Какие далёкие земли видели твоё рождение? Рост у тебя высокий, как у горцев, нос узкий, как у корских всадников, волосы чёрные, как у пещерных людей, глаза синие, как у островитян, а силы избыток, как у обитателей равнины. Никогда в целом мире ещё не рождалось такое чудо природы… Или ты не из нашего мира? Может, передо мной бес в обличье человека? Все знают, что ты никогда не был ребёнком. Даже провидцы могут проследить твоё прошлое лишь до первых твоих сражений, а звёзды о твоей судьбе вообще молчат. Так откуда же ты?

— Я этого тоже не знаю, Нионе.

При этих словах в глазах у пленника появилась задумчивость, морщины изрезали лоб. Властительница из династии Краллов следила за выражением его лица с опаской, но уже без прежней суровости. В отличие от неё, рабы и бдительные стражники сразу обратили внимание на то, с какой лёгкой непринуждённостью узник пренебрёг титулами их королевы. За подобную бесцеремонность даже знатному придворному с корнем вырвали бы язык.

— Самые ранние мои воспоминания, — продолжил пленник, — это звон и лязг металла о металл в разгар сражения, пот и кровь на моём лице, боевой клич, рвущийся из горла. Я — наёмник безмозглого короля Таэруса… Да, а потом я, конечно, с большим удовольствием проткнул его мечом!

— Из-за танцовщицы, — презрительно фыркнула королева.

Пленник пожал плечами, но промолчал.

Нионе продолжала наблюдать за ним из-под опущенных ресниц. Он отвечал спокойным взглядом, и что-то в глубине его жестоких синих глаз заставило её пульс биться чуточку быстрее и окрасило лёгким румянцем алебастровые щёки.

— Если, — спросила наконец она, сердясь из-за признаков слабости, неподобающих августейшей особе, — если моя стража с почётом проводит тебя к границам моих владений, в любую сторону по твоему желанию, ты уйдёшь с миром?

Дуар пожал плечами, загремели цепи.

— Может быть, — сказал он. — А может, и нет…

— Глупец! — густо покраснев, воскликнула Нионе. — Я дарю тебе жизнь! А могла бы приказать, чтоб тебя посадили на кол, разорвали на куски или убили тысячью других способов! Неужели тебе наплевать, что я тебя прощаю?

— Прощаешь? За что? За то, что я защищался от нападения? За то, что сопротивлялся жёсткому приёму? Твои глаза ослеплены моей дурной славой. — Пленник вздохнул и прибавил: — Мне снова почти жаль, что я тоже был королём…

— Бросьте его в подземелье! — крикнула Ниона. — И навесьте побольше цепей!

Когда стражники повели пленника прочь, им пришлось торопливо семенить, чтобы поспеть за его широким шагом. Дуар насмешливо сказал через плечо:

— Остерегайся, о королева, как бы не пролились кровавые дожди и как бы чёрный ворон не взгромоздился на одну из башен твоего замка!

Один из стражников уронил цепь, а когда наклонился поднимать её, капитан дал ему крепкого пинка, чтобы скрыть собственный испуг.

Замерев с побелевшим лицом, Нионе ещё долго слышала раскаты хохота из темноты коридора.

В глубоких подземельях Йгота, расположенных под башнями и шпилями прекрасного города, разило вековой затхлостью и гнилью. За пределами света факелов, котрые несли стражники, скакали и метались какие-то твари — мелкие обитатели этой промозглой преисподней. Цепей на Дуаре висело теперь столько, что даже его могучее тело шаталось под неимоверной тяжестью. Звон кандалов пробуждал эхо то здесь, то там, отчего малочисленной группе людей стало казаться, будто они вторглись в прибежище давно умерших королей и воинов древней династии Краллов, чьи заблудшие души облачаются в заржавевшие кольчуги, чтобы начать битву.

— Вот эта сгодится, — раздался резкий голос капитана.

Дуара втолкнули в зарешёченную ржавую дверь и бросили в угол. Грохотом его кандалов была разбита тишина подземелий на милю кругом, не меньше. Цепи надёжно прикрепили к тронутым ржавчиной скобам на стене. Ложась на пол, Дуар видел последний отблеск факельного света на влажных камнях и слышал замирающие вдали шаги стражников. С ликованием нахлынула тьма, причинявшая глазам почти физическое страдание.

Человек, который был когда-то королём, улыбнулся этому загробному мраку. Улыбка превратилась в широкую ухмылку при воспоминании об алебастровых чертах Нионе. Дуар сдвинулся в наиболее сухой угол камеры, вытянул ноги, располагаясь поудобнее, и вытащил из-под спины предмет, на ощупь очень похожий на высохшую берцовую кость. Что-то прошмыгнуло мимо двери, заметно было только мерцание крохотных красных глаз. Цепи больше не звенели. Дуар спал.

Он проснулся с ощущением беспокойства. Так зверя в джунглях пробуждают нервы, взбудораженные приближением опасности. Но очнулся Дуар не как цивилизованный человек, с вялостью после глубокого сна, а мгновенно, разом, полностью осведомлённый о том, что происходит вокруг, и поэтому его рука сразу дёрнулась к мечу…

Но меча не было. Дуар насторожился. Там, куда он попал, правили тишина и вечная ночь, ведь солнце никогда туда не заглядывало. Глаза Дуара встречали только пустоту и ничего не могли подсказать насторожённому телу. Зато его уши подтвердили, что беготня и шорохи утихли. Дуар чуял нутром, что здешних обитателей спугнуло присутствие чего-то чуждого — присутствие совершенно беззвучное, но и сердце, и разум, и то неосязаемое, что зовётся душой, были охвачены тревогой.