Александр Шуваев - Гном. Трилогия

*На самом деле можно. Но не больше трех месяцев.

Здание на ленинградском проспекте с виду напоминало солидный особняк конца девятнадцатого века, располагалось в глубине обширного двора, засаженного высокими деревьями. Кое-какая охрана у ворот. Неброские таблички "Межведомственная техническая библиотека", "Централизованный Архив АН СССР", да: "Централизованное патентное бюро". Такого рода скучные конторы нередко располагают в приспособленных старых зданиях. Вот только, если приглядеться, становится очевидно: здание-то - новехонькое. И высокие деревья, создающие уютную тень во дворе, высажены такими, как есть. Взрослыми, высокими, тенистыми-раскидистыми. То, что еще при проклятом царизме выделывали не цари даже, но просто богатые баре, тем более может позволить себе первое в мире государство рабочих и крестьян. А неприметные таблички при том же внимательном взгляде никак не выглядели бедными. На окнах декоративные решетки из прутьев внушительной толщины, вход по пропускам. Пропуск, в принципе, доступен научному сотруднику из отраслевого НИИ, ведущему специалисту крупного завода, да и аспирант может получить его по ходатайству научного руководителя. Кому попало, правда, не выдают, тут оказывают недешевые услуги серьезным людям. А еще есть глубокая ниша, - или коротенький коридор-тупик, - что кончается дверью с табличкой: "Читальный зал научных сотрудников". А ниже, мелкими буквами, еще: "ВХОД СТРОГО ПО ПРОПУСКАМ". Какого-то, значит, другого сорта. У меня нет, у тебя - тоже, но, видимо, есть люди, у которых есть. И ниоткуда не следует, что счастливых обладателей такого пропуска по всей стране не наберется и сотни, а выписывают их на таком уровне, что шапка свалится, если захочешь глянуть.

Запрос-заявку положено подавать на номерном здешнем бланке, их учитывают, испорченный положено сдавать, а на том, что идет в дело, опять-таки ставится номер пропуска. Первичная экспертиза заявки четверть часа. После этого вам либо говорят подождать столько-то, и выдают необходимую документацию, либо назначают срок для следующего визита. Это означает, что требуется дополнительная экспертиза, потому что неясно, кто может заниматься подобной тематикой и как далеко продвинулся, или известно, что таких разработок не существует в природе. Для ряда таких случаев существовал вариант контакта по телефону: клиента пропускали на узел кодированной связи, и он набирал на диске массивного телефонного аппарата свой индивидуальный код, случайную последовательность из двух букв и шести цифр. Если она входила в список, телефон включался, а специальная здешняя АТС соединяла его с абонентом. С исходно неизвестным абонентом по неизвестному номеру: остальное зависело от характера разговора. В варианте: "Нет, не наша тематика" - абонент так и оставался неизвестным. Иногда запрос просто-напросто выполняли, попросту через Стык, или после того или иного постановления свыше. Иногда начинался более или менее длительный процесс уточнений и выработки общей позиции. Охрана (как положено на самых серьезных объектах, тройственная: военные, чекисты, Четвертое Управление МВД) знала - кто, но не знала, по какому вопросу, сотрудники самого по себе Стыка, - так называемый "Внутренний Круг", - знали, по какому вопросу, но не знали - кто.

Сам "Внутренний Круг", в свою очередь, состоял из экспертной группы, группы связи, группы каталогов, технической и секретной групп. Члены внутреннего круга имели, по сути, неограниченный доступ ко всей научно-технической информации Советского союза, и потому их личности были засекречены никак не меньше личностей Королева, Глушко, Чернякова или Курчатова. Тут надо отметить, что и сами они мало кому уступали ученостью. Это они впервые в СССР использовали ЭВМ для автоматической обработки "не цифровой" информации, - и написали для этого соответствующие программы. Это им принадлежит идея электронных баз данных вместе с системой автоматического поиска нужной информации. В значительной мере с их подачи разрабатывались новые типы носителей, позволившие уже к шестьдесят второму году полностью уйти от перфокарт с перфолентами. Наконец, это именно они первыми соединили несколько ЭВМ проводами... Многие из них покидали Стык, чтобы создать и возглавить целые научные направления, институты, объединения. Да мало ли что. А еще им приходилось мириться с тем, что надзор за ними, скорее всего, сохранится до конца жизни. Принадлежность к этой узкой касте никому неизвестных невидимок чем-то неприятно напоминала преступление без срока давности.

Телефонные разговоры велись из кабин со звукоизоляцией, записывались, но записи следом же опечатывались тремя печатями, и читать их можно было только по особому постановлению. За все время существования Стыка оно не давалось, кажется, ни разу. Работая с документами, заметки делать было можно, а выносить их нельзя. Разрешалось только, опечатав, оставлять на посту: доставят курьером по указанному адресу, без разговоров, что угодно. Лица холерического темперамента бурно возмущались этим, именуя дурью: ЗАЧЕМ, если перлюстрация запрещена категорически? К той же категории относился запрет на запись "телефонного" кода. Ее полагалось держать в служебном сейфе, в опечатанном конверте из фотобумаги, а отнюдь не в записной книжке. А код следовало помнить наизусть. За записную книжку могли очень серьезно наказать. Интересно, что здесь, как и везде, имелись исключения: к примеру, Андрей Туполев в записной книжке запись кода как раз имел. И никто его не трогал. К этому времени он уже перестал считаться с условностями. Особенно такого рода гримасами режима возмущались евреи. Русские - терпели, потому что с молоком матери всосали: бюрократическому упырю кинуть кость так или иначе придется.

Впрочем, упыря тоже можно понять. Ему только с колоссальным трудом, в муках, которые можно сравнить только с чем-то вроде родов навыворот, пришлось проглотить само создание Стыка, структуры, чуждой для него органически, до несовместимости. В конечном итоге, невзирая на изощренные меры по сохранению секретности, люди, однажды отыскав друг друга, при желании, могли просто-напросто встретиться. Как правило, они и сами по себе обладали немалой властью. Секретность там или не секретность.

Заказ Нелюбова имел двойственный характер: с одной стороны, они прекрасно знали, кто занимается упорядоченными материалами. С другой, - именно такой разработки в наличии не имелось, и, поэтому, через положенные четверть часа его пригласили в переговорную кабину.

- Кемерово-19, - послышался удивительно ясный голос в трубке, - вас слушают...

На протяжении следующих пяти минут к трубке поочередно звали все новых и новых людей, и Нелюбову приходилось каждый раз начинать объяснения сначала. Потом ему надоело, и, услыхав очередной молодой голос, он раздраженно бросил: