Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Мужик ничего такого не говорил, можно сказать, и рта не раскрывал, даже не зыркал злобно, как это свойственно коренным, настоящим мужикам. Наоборот, он и смотрел-то чуть в сторону, лениво помаргивая, и только тер руки солидным клоком не больно-то чистой ветоши. И все-таки рядом с ним уполномоченному казалось как-то тесно. Тесно в просторном помещении недавно отстроенного Правления. Так, что не находилось обычной, победительной уверенности во всесилии той Власти, которую он представлял. Не абы как, а - полномочно. Одно его слово, умелое, партийное слово родной советской власти сгибало в перегиб любого своевольника. Никто и глаз-то поднять не смел, и это наполняло душу законной гордостью. Вообще говоря, этот - тоже не поднимал, но не поднимал как-то не так, неправильно. Опытный человек должен видеть такие вещи сразу, иначе недолго ему ходить в уполномоченных. Он даже спросил у сидевшего рядом председателя:

- Ты того... Вон энтот у тебя кто? Он не того?

- Парень, как парень. - Председатель слегка пожал плечами. - Демобилизовался, года два отработал на каком-то заводе, собрался к себе на Алтай, да по дороге пристал к нам. На учет встал, все чин по чину... А чего?

- В порядке пролетарской, значит, бдительности. Я всяких этаких, которые с вывертом, сразу вижу. А у тебя, гляжу, все больно просто.

Председатель хотел, было, повторить, что парень самый обыкновенный, коих на двенадцать - дюжина, но промолчал, потому что одна странность все-таки была. Когда стало ясно, что приблуда, - задержится надолго, местная молодежь даже не пробовала бить чужака. Несмотря на то, что он, чуть осмотревшись, начал исправно посещать солдатских вдов и девок-перестарков, чьих женихов забрала война. Крышу там перекрыть, сменить подгнившие венцы, забор подправить. Когда он работал, то, казалось, в мире не существует ничего тяжелого или твердого, а получалось так, что даже сам вид вконец, было, захудавшего села довольно быстро переменился, и оно уже не глядело так безнадежно. За эти ли труды, или за что другое, а только живущие впроголодь женщины как-то умудрялись накормить его так, чтобы за работой все-таки не зачах и сил не лишился. А вот парни местные бить не пробовали. Кто на селе жил, тот поймет всю невероятность этого факта. Но об этом вопиющем факте начальству из райцентра говорить как раз не стоило. Не поймет.

Вот говорят, мол, кулаки размером с пивную кружку, но тут это сравнение даже не приходило в голову: кулаки его, размером и углами, аккурат, походили на половинки старого, замусоленного кирпича. А хорошо заметные в растянутых рукавах спецовки, перевитые ремнями сухожилий запястья были только немногим уже и как бы ни потолще. Хорошие такие, самые, что ни на есть, пролетарские руки. Прямо как с плаката. В этот момент мужику, видать, наскучило слушать и он прямо так, как есть, повернулся и вышел из казенного помещения.

- Ты кто таков?

Мужик, совсем, кстати, молодой, почти парень, ничего не ответил, только глядел вопросительно, словно ожидая продолжения.

- Оглох?

- Да нет, вроде. Просто не пойму, про што вы спрашиваете-то? Фамилие с имя-отчество хватит, аль сразу всю анкету с автобиографией?

- Ты мне не придуривайся тут!

- Панков моя фамилия. Николай Васильевич... В должности скотника пребываю. На МТС еще, ремонтником. В сезон на трактор сяду. Дальше што?

При этом он, может, и сам того не замечая, мало-помалу пододвигался все ближе. Пролетариат, он, конечно, гегемон, но находиться слишком близко к отдельно взятым пролетариям уполномоченный все-таки не любил. Особенно к таким вот обломам. Роста, понятно, хорошего, но не чрезмерно, только не в этом дело. Когда человек способен голыми руками, вовсе без ничего, оторвать тебе руки, ноги и, заодно, голову, это, некоторым образом, всегда чувствуешь. Вот взбредет в голову, - и оторвет. Только и расчет, что на силу партийного слова, да и то не больно надежный. Он обратился к своему немалому опыту, чтобы как-то обозначить это ощущение, и скоро отыскал-таки нужную аналогию: как в клетке с хорошим медведем. Сытым, но человечьего языка и, следовательно, угроз на нем, не понимающим. Так, что поневоле хочется вести себя тихо, незаметно и, по возможности, не злить неразумную тварь. Вот только на неразумного этот Панков похож не был, и пасовать перед ним товарищ Трофимов никакого права не имел.

- Сидел, штоль? По какой статье?

- Слушай, товарищ, не знаю как-там вас, - а вам-то какое дело? Сам-то ты что за человек есть, чтоб спрашивать?

- Я - районный уполномоченный ис...

- А-а. Тогда звиняйте, ошибочка вышла. Потому как ваших документов мы тоже, того, извиняюсь конечно, не видели. И, обратно, - смотря какая контора уполномачивала. От этого большая разница может произойти. "Продком" - так его еще в прошлом годе, аккурат к ноябрьским, отменили. У бывшего эн-ка-ве-де еще были райуполномоченные, вы не из них? Хотя, - чего это я? Оно ж на то и бывшее... Аж с тех пор, как враг народа Берия товарища Сталина хотел убить, - бывшее.

- Кто надо, - веско сказал товарищ Трофимов, - тот и уполномочил...

- Это понятно. - Он снова приблизился на какие-то миллиметры, почти что только качнулся вперед. - Но только и порядок должон быть. У нас, на Южном фронте, один аферист, не поверите, аж целую инженерную часть сформировал, - и ничего. Работали себе, потихоньку, так полгода никому и в ум не шло... И печать, и корочки, все чин по чину. А ведь сам себя уполномочил, не кто-нибудь. Их, которые никак отвыкнуть не могут, как присмотришься, мно-ого.

Тут самое главное, что он без стеснения смотрел Трофимову прямо в глаза, причем сверху вниз, что уж вовсе не лезло ни в какие ворота, а должен бы зенки свои бесстыжие прятать, опустить взор долу и не поднимать его без спросу. То, что ведет себя вольно, - полбеды, вон у блатных тоже кураж, - первое дело, так и говорят: "Понт дороже денег". Куда хуже даже не то, что не боится, а то, что, похоже, искренне не понимает самой необходимости бояться. Хуже нет, когда в мужике нет страху. Последнее дело. Самое последнее. Но он умел по-всякому. И принимать жизненные реалии, как они есть, тоже умел. Иначе давно сгинул бы. Когда не действуют обычные, испытанные, на каждый день заклинания, нужно просто перейти на более изощренные, известные только мастерам.

- Дурак ты, - проговорил он ласково, - как есть еще дурак.

- С чего бы это, - парень без малейшего смущения приподнял прямые брови над светлыми глазами, смотрящими со спокойной наглостью, - вроде не глупее людей считался.

- А - увидишь. Среди людей живешь, а до сих пор о людях по себе судишь. А вот скажи я одно слово, они тебя, такого хорошего, враз повяжут.

- Ну, - это вряд ли. Спервоначалу, было, пробовали. Десять человек с кольями. Не, я без обиды, я ж понимаю, - порядок такой. Тока больше не пробуют.