Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Особенным шиком считалось пригласить стервятников к расклеву беспомощной добычи, потерявшей ход или управляемость, но тех корабли эскорта сбивали, причем достаточно успешно.

С "лавочкиными" они не могли поделать ничего. Помимо дикой скорости, так еще "тканые" корпуса, как оказалось, исключительно плохо видные на радаре. Через неделю‑полторы от начала систематических штурмовок произошло неизбежное: немецкие конвои практически перестали подходить к берегу днем. Усилиями "умельцев" был потоплен не такой уж большой тоннаж, но поврежденными оказались не менее восьмидесяти процентов транспортников, имевших несчастью оказаться у берега в эти недели. Некоторые выглядели сущими плавучими руинами, а для ремонта, – не хватало сил, людей, а самое главное – времени, потому что запертые на Кавказе армии жили только за счет снабжения по морю.

Настоящим началом конца стало принятое 6 апреля решение вывести с Кавказа, с Кубани истребительные группы. Тут не было трусости или недостатка воли: авиабазы к этому времени постепенно превратились в руины, аэродромные команды не успевали ремонтировать взлетные полосы, и сколько‑нибудь эффективная летная работа становилась невозможной технически. Сила солому ломит.

Рейхсмаршал авиации поклялся фюреру, что "необходимая истребительная поддержка будет в полном объеме оказана с аэродромов в Крыму, совершенно недоступных для вражеской авиации". Да фюрер, это надо было сделать давно, фюрер. Так надо было поступить с самого начала, фюрер. Толстый наркоман являлся одним из самых умных людей в окружении Гитлера. В чем‑то его фигуру следует считать уникальной: такая, до самого конца, преданность у трезвейшего ума циников встречается, мягко говоря, нечасто. Готовясь к аудиенции, он собирался врать. Во время вранья он почти верил, что говорит фюреру чистую правду. Ягд‑группы вывели с Кавказа, перебазировав на развитую сеть аэродромов в Крыму. Честно взяв три – за одного своего на протяжении всей компании, – последние месяц‑два это соотношение стало куда худшим, но все‑таки, – люфтваффе проиграло битву. Став практически недоступными для воздействия русских, истребительные группы вместе с этим потеряли реальную возможность как‑либо влиять на ситуацию: как оказалось, лишние 70‑120 километров играют очень большую роль. Решающую.

Ночи в апреле слишком коротки даже и на Черном море. Переход на преимущественно ночное время оперирования дал кое‑что, но недостаточно. Просто теперь транспорты перехватывали на большем расстоянии от берега. "Т‑10" начали чаще менять друг друга, практикуясь в применении новинки: управляемых планирующих бомб.

Благо еще, в самый последний момент кому‑то мыслящему здраво пришло в голову сменить само снаряжение: с самого начала вся оснастка готовилась под бронебойные бомбы весом в полторы тонны. Теперь, как и водится, на охоту ехать – собак кормить, заменили оснастку на чисто фугасную, превратив бомбы в ОЧЕНЬ большое подобие минометных мин, с огромным количеством взрывчатки. Реализация простейших с виду идей почти неизменно оказывается делом и непростым и мешкотным: за все время удалось сбросить всего восемь "УПАБ‑1400", из них три случая можно признать успешными: № 2 дала прямое попадание в готовящийся под погрузку "Lindenallee", водоизмещением в полторы тысячи тонн, так что силой взрыва его разломило пополам, убив всех, кто работал поблизости на берегу, № 5, разнесший вдребезги плавучий кран, и № 6, походя снесшая фальшборт "Боруссии" и взорвавшаяся в непосредственной близости от транспорта. Подводные повреждения оказались так велики, что судно пришлось намеренно посадить на мель.

63‑й действовал в своем духе: на фронт пришли четыре первых, малосерийных "Ла‑9С‑бис". С "Лазуритом" первой модели, скоростью 930 км/час и возможностью подвесить две 100‑кг бомбы, – чтобы немцы в море не скучали и ночью. Амет‑Хан, наведенный "десяткой", добился, пожалуй, наивысшего достижения в своей и без того яркой военной карьере: тихой, пасмурной ночью 10 апреля сумел поджечь "Фьоренцу", водоизмещением три с половиной тысячи тонн и с грузом артиллерийских боеприпасов. Взрывы на этом крепком коммерческом пароходе итальянской постройки продолжались несколько часов, прежде чем обреченное судно пошло на дно.

Войска трех советских фронтов на протяжении всей зимы и весны действовало предельно методично, постоянно укрепляя оборону, как по линии соприкосновения, так и в глубине позиций, в ее опорных пунктах. Ряд попыток взломать оборону немцев и рассечь группировку на несколько частей результата не дали, и привели только к тяжелым, неоправданным потерям в людях и технике. Сильнейшая группировка германских войск оказалась попросту не по зубам окружившим ее армиям, но вот поражение в титанической воздушной битве резко понизило устойчивость немцев. Снабжение неуклонно, день ото дня ухудшалось, артиллерийская группировка русских исподволь стала чрезвычайно мощной, а их авиация, почуяв свою практически полную безнаказанность, словно озверела. Но это в общем, а в частности, "Ил‑2", к примеру, сделали практически невозможной какую‑либо контрбатарейную борьбу. Теперь и артиллерия русских действовала так, как ей это нравится. Кто пробовал, тот, БЕЗ СОМНЕНИЯ, поймет, что это значит, когда артиллерия противника расстреливает тебя безнаказанно.

Потом накал боев как‑то стих, из чего ОКВ сделало вывод, что Советы, не имея достаточных сил после успешной, но невообразимо тяжкой зимы, решили сосредоточить все силы там, на юго‑западе, где неумолимо назревали грозные события лета 1943 года. Вероятно почли за благо обойтись плотной блокадой застрявших на Кавказе армий, предоставив основную разрушительную работу времени: что они есть – что их нету вовсе.

Парадоксальным образом именно это повлияло на Гитлера настолько, что фюрер германского народа дал себя уговорить на эвакуацию блокированной группировки морем[19].

Ему бы чуть больше выдержки, потерпеть, подождать еще чуть‑чуть, какие‑то десять дней, а, может быть, даже меньше, – и дело могло выгореть. Ну, не то, чтобы как нельзя лучше, потому что хорошего выхода из такой ситуации попросту нет, но могло получиться пристойно. И позволило бы сохранить лицо. Проигранное по сути сражение можно изобразить чем‑то вроде победы, если удастся при этом избежать окончательной катастрофы. Так англичане уже долгие десятилетия хвастаются позорным, кошмарным Дюнкерком, который, вообще говоря, был исходом начисто, всухую проигранной компании, не слишком кровавого, но от этого не менее тотального поражения, – и все потому, что хотя бы частично сумели смыться. "Храбрые солдаты двух германских армий успешно переброшены со стабильного участка фронта к месту решающих боев, оставив боевое охранение, достаточное для того, чтобы удерживать оборону сколь угодно долго…" и так далее. У Геббельса, бесспорно, вышло бы и круче, и убедительней.