Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Сама Красная Армия тем временем подтягивала тылы и резервы, перебазировала авиацию поближе к фронту, разоружала недобитых окруженцев и делала массу полезных для здоровья дел в том же роде. Все вместе называлось "восстановлением боеспособности войск". Они и впрямь были немало утомлены и потрепаны напряженной боевой работой и, прежде всего, маршами по труднопроходимой местности.

Неизбежный "дуглас" с представительной делегацией на борту получил воздушный коридор до Москвы.

Требования советской стороны были, в общем, ожидаемыми. Согласно инструкциям президента и собственной немалой властью финская делегация практически безоговорочно приняла большинство из них. Благо, особого выбора у них не было. Жаркие споры вызвали только размеры контрибуции: шестьсот миллионов долларов, товарами по выбору, в ценах на начало 1937 года, за пять лет. Совершенно непомерная сумма для разоренной страны. Андрей Жданов, очевидно, игравший в советской делегации роль "злого полицейского", сверкая небольшими, темными глазами, орал, багровея и брызгая слюной:

– Денег нет? Вот как! На доты с броненосцами у них есть, а как оплатить ущерб – нету? Давайте ищите, а то я найду! Весь флот до последней рыбачьей лодки, и она пригодится. Весь подвижной состав – два! Все оборудование с электростанций – три! Все провода со столбов. Все рельсы со шпалами заберем, и вас же самих пути разбирать заставим! Я найду‑у!!! И больше найду!

Это было не смешно. Негодяй был способен и на такое, а буквальное выполнение угрозы обозначало уничтожение самих основ жизнеспособности общества. По сути, то же убийство. Правда, первые люди делегации, товарищ Молотов и Климент Ворошилов, никак своего отношения к эмоциональному выступлению товарища не показали. Не поддерживали, но и не пытались придержать. Вячеслав Михайлович вообще предпочитал больше помалкивать, и только помаргивал острыми глазками за стеклами очков, наблюдая за происходящим.

Главой делегации был премьер‑министр Хакцель, министром иностранных дел Энкель, но замнаркома товарищ Литвинов с первой минуты переговоров начал пристально присматриваться к Паасикиви. Замнаркома отличался исключительным чутьем на людей, а финн импонировал ему способностью мыслить точно, учитывая все обстоятельства, но при этом неожиданно. Для того, чтобы завести нужный контакт с перспективным политиком, он даже пошел на кулуарные беседы с ним, в перерыве между заседаниями. Благо, Вячеслав Михайлович был не против. В ходе беседы он пошел даже на то, чтобы ответить на ряд достаточно неформальных вопросов с предельной откровенностью. Так, в ответ на вопрос о причинах столь жесткой позиции советской делегации ("Я бы даже сказал, слишком эмоциональной и граничащей с ожесточением…"), он, поморщившись, ответил.

– Среди руководства широко распространено мнение, что, не окажи вы столь успешного сопротивления, Гитлер, может быть, и не развязал войну. Вы всему миру продемонстрировали слабость Красной Армии образца тридцать девятого‑сорокового, и он решился. Я этого мнения не разделяю, но оно существует. Вас считают виноватыми в страшной беде, отсюда показательный разгром, отсюда же жесткая позиция… некоторых наших товарищей.

– И еще: почему вы отказались от планов советизации Суоми? Или я ошибаюсь?

– Не знаю. Не мой уровень. Могу только предположить, что причина простая: война. Нам пришлось пересмотреть… многие прежние взгляды. А главное, мы сейчас не можем позволить себе то, что могли в тридцать девятом. В отличие от Польши, Венгрии, Чехии, даже Германии, в Финляндии нет кандидатур для формирования просоветского правительства. Во всех странах Европы позиции коммунистов неизбежно будут достаточно сильными. Только не у вас. А советских и партийных работников нужной квалификации у нас не хватит. Слишком велики потери. Вам, наверное, говорят про эту категорию деятелей много всякой ерунды, но на самом деле они и воевали достаточно активно, и истребляли их в первую очередь. Нехватка просто катастрофическая. Не знаю даже, что и делать‑то будем после войны.

Слова о некоторой коррекции взглядов советского руководства были, понятно, дипломатией, но все‑таки доля истины в них была. Поэтому он, помолчав, добавил:

– А теперь послушайте меня внимательно, это важно. Мы заинтересованы не в вашем разорении, а в том, чтобы как можно больше с вас получить. Легче это сделать организованно. Возникла идея взыскать с вас контрибуцию кораблями. – Видя, что советник собирается перебить его, остановил жестом. – НОВЫМИ кораблями. У вас неплохие судостроители, а мы помогли бы развернуть производство. А при необходимости расширить его.

– У нас нет достойного упоминания судостроения. И вы это отлично знаете.

– Это тягостное недоразумение. Финляндия буквально создана для размещения современных верфей. Долги вы отдадите, а они останутся. Нам будет нужно очень, очень много кораблей в ближайшие годы. А если вас интересует мой совет, то вложите деньги в производство паровозов и вагонов. Гарантирую неплохую прибыль даже с учетом уплаты долгов.

Идея была его. Но высказать ее контрагенту ему позволили только после ожесточенных споров. Вопрос освоения Европы в послевоенном периоде, и, вероятнее всего, без всякой помощи нынешних союзников, незаметно‑незаметно становился актуальным. Все увереннее занимал место в повестке дня. Финляндия могла стать самым подходящим полигоном для отработки подходов в этом нелегком деле.

Вот сколько ни есть на свете экзотических народов с самыми диковинными обычаями, но нет существа более загадочного, чем цивилизованный европеец. Это нас они называют непостижимыми?! Нас?!!

…Окончательно решив сдать союзника на колбасу, барон Маннергейм написал Адольфу Гитлеру прочувствованное письмо, в котором сообщал о выходе Финляндии из войны и выражал свое полнейшее почтение. С ностальгическим сожалением, видимо, смахнув с век скупую мужскую слезу от одолевающей сентиментальности, вспоминал о золотых денечках безнаказанного совместного разбоя. Заканчивалось письмо искренними сожалениями о том, что приходится предавать, извинениями в совершаемой подлости, мол, ничего личного, просто обстоятельства, и робкой надеждой на то, что его резоны будут поняты. Заклеивши конверт, он ту скупую слезу отер, да и приказал всех немецких военнослужащих без промедления интернировать, самолеты и суда, арестовать, а, буде начнут сопротивляться – стрелять на поражение[38].

…Храбрые финские солдаты, еще вчера так умело, так упорно сопротивлявшиеся советским войскам, сегодня с тем же старанием ловят и бьют немцев. А поскольку даже самая дрянная перспектива лучше, чем полное отсутствие перспектив, СЕГОДНЯ энтузиазма заметно больше. Так они еще, сатана перкеле, сопротивляются?!! Делать спустя рукава хоть что‑то финны, судя по всему, не умели вообще. Совместными усилиями разобщенных, дезориентированных немцев частично взяли в плен, частично выдавили за границу Финляндии – в норвежское Заполярье, к черту в тундру, к белым медведям и скучающим комарам.