Вячеслав Рыбаков - Хольм ван Зайчик как зеркало русского консерватизма

Вот памятный мне характерный пример прямо из первой же книжки.

Во второй из главок, написанных Игорем и главным героем которых поэтому является его персонаж, славный Баг Лобо, впервые возникает один из заокеанских гостей Ордуси, будущих друзей Бага — японец Люлю. Мой соавтор, вероятно, еще не вполне отрешившись от мира, который он к тому времени отчасти уже сотворил и который впоследствии стал местом действия для его сольного проекта «Пластилиновая жизнь», привычно назвал японца от лица Бага «джепом».

Напиши он обычное «японец», я бы и внимания не обратил, и Люлю так и остался бы до скончания евразийской симфонии обыкновенным японцем. Но Игорь, создавая атмосферу, ордусский колорит, да и душу Бага заодно, совершенно оправданно применил как бы некий местный бытовой жаргонизм. Я с ходу понял, что так и должно быть, это правильно, это вкусно, именно такие детали и создают полнокровный мир — но только термин не тот, потому что создает совсем не тот мир. И переправил джепа на нихонца. И Игорь не то что не возражал, хотя формально имел бы для того все возможности — у нас была изначальная договоренность, что каждый пишет главки за своего героя, а соавтор в этих главках имеет право лишь совещательного голоса; напротив, подхватил. Все японцы отныне стали у нас нихонцами, а найденный случайно алгоритм создания деталей и Игорем, и мной слаженно применялся и в дальнейшем.

Для тех, кто не очень понимает разницу, поясню. И по-японски, и по-китайски название страны Япония пишется одними и теми же иероглифами. По-японски они читаются «нихон», по-китайски «жибэнь». Впервые о существовании страны Японии в Европе узнали, видимо, от Марко Поло, который был в Китае (если был) и потому называл эту страну примерно так, как ему слышалось, то есть на китайский манер: Чипин. И во всех европейских языках название Японии являются вариациями этого звучания: Джапан, Жапон; из-за англоязычного названия страны Джапан жителей ее, японцев, в США порой именуют запросто джепами. К нам в Россию первые сведения о Японии пришли не напрямую через Сибирь, а по длинной транзитной дуге из Европы. Поэтому русское название этой страны сохраняет рудиментарный отпечаток европейскости.

Но в Ордуси, включающей в себя все земли бывшей Российской империи, а также современный Китай, не было нужды в заимствовании названия, проделавшего столь долгое путешествие и претерпевшего столько искажений. Иероглифы и их звучание пришли в российскую часть Ордуси напрямую, из Китая. Но мало этого, в ордусский русский название страны вошло не в китайском звучании, а в первозданно японском, истинном, уважительно соответствующем действительности. Это же от ориентированной на Европу России до Японии далеко. От России, являющейся с Китаем одним государством, до Японии рукой подать. И как японцы сами себя называют — у всякого на слуху. Ведь по-японски «японец» и будет «нихондзин» — «японский человек».

Я потому так подробно остановился на этой детали, что по ней, как по капле, можно угадать океан. Теперь, спустя годы, ее можно назвать основной кода возникшего и отображенного ван Зайчиком нашего представления о русском консерватизме.

В нем нет ни на волос обскурантизма, ксенофобии, стремления затормозить научный и социальный прогресс, отказаться от цивилизации в угоду мракобесию, разбить лбы об иконы и прочих подобных страшилок. Просто-напросто многие привычки, ценности, идеи, вещи, достижения, которые можно создать самим, или получить из первоисточника, в Ордуси не процежены сквозь фильтр европейской культуры и не трансформированы, не искажены, не обнулены в процессе этого процеживания. То, что возникло в Европе и пришло из Европы, потому что ему больше неоткуда было придти, чему нет аналогов в России или в иных цивилизационных очагах, очутившихся внутри политических границ Ордуси, не вызывает ни малейшего отторжения. И если в том возникает естественная потребность, если заимствование само собой, как удачное и полезное дополнение, встраивается в ордусскую культуру, никакого греха в том никто из ордусян не видит. Но того, что создано самими ордусянами, или того, что уже пришло оттуда, где оно на самом деле впервые возникло, ничто европейское не подменяет и не отменяет. Культура Ордуси при любых заимствованиях обогащается, но не искажается, ибо спокойно идет своей собственной дорогой.

Сейчас я показал, как по капле реконструировать океан — а вот, напротив, в натуральную величину один из омывающих Ордусь океанов. А именно: ее политико-административное устройство.

Конечно, то, что улусов в Ордуси оказалось семь — это опять ерничанье в чистом виде. Как раз когда мы писали первую книгу, Путин поделил Россию на семь федеральных округов — и мы не могли этого не отметить. Мы и не думали, скажем, возражать против нововведения, объявлять его новым витком нарастания тоталитаризма или пороть еще какую-нибудь чушь — но не хихикнуть оказались не в силах. Русские ж люди...

По большому же счету здесь вот что.

Феодализм наложил на Европу неизгладимый отпечаток. Нескончаемо кровопролитное копошение в малом объеме независимых, полунезависимых, квазинезависимых образований было сродни длящейся в течение многих поколений толкотни локтями в толпе на сезонной распродаже. Все норовили проскочить вперед, все использовали всех, все клялись друг другу в верности, все друг друга предавали; иногда это называют концертом, да только в таком концерте каждый старается заглушить остальных, и дирижера в нем нет. Одно время эту высокую роль пытался играть Ватикан, но палочка оказалась коротковата, а ноты заслонило золото.

В сущности, именно такую толкотню Европа и привыкла считать свободой.

Но в ней были свои конструктивные элементы.

Самый характерный пример — Колумб. То ли три, то ли четыре европейских двора он обошел со своим диким по тем временам проектом, пока наконец не нашел поддержку. Плюрализм. У одного венценосца ума не хватило, у другого — ресурсов, но в конце концов, при известной доле упорства, всегда можно было отыскать в европейской чересполосице ту делянку, на которой посаженный тобою саженец мог начать плодоносить. Если он в принципе живой. И вот поплыл. Доплыл. Доказал. И не прошло и нескольких десятилетий, как задрипанные, сшитые на живую нитку каравеллы, провонявшие ромовым перегаром и гниющей от цинги человеческой плотью, всяк погнал за море на свой страх и риск. Так европейская цивилизация, точно брызги слюны от кашлянувшего туберкулезника, разлетелась по миру.

Кому это сравнение кажется безобразно политизированным, пусть вспомнит хотя бы то, что в Новом Свете, в Океании от занесенных европейцами, прежде неведомых болезней, безо всяких метафор вымирали целые союзы племен, чуть ли не целые государства...