Борис Батыршин - Коптский крест. Дилогия

Урок фехтования

"Да, тренироваться надо, хоть иногда" – сконфуженно думал Олег Иванович. Он, впрочем, не совсем уж опозорился – два или три раза ему удалось задеть барона кончиком клинка, а один – и вовсе, поймав на противоходе, уйти влево и достать Корфа кинжалом в открывшийся правый бок. "Совсем обленился, еше немного – и пора в утиль…"

Но барон, видимо, полагал иначе:

– Роскошно, сударь, просто роскошно! – довольно прогудел он. – Признаться, я несколько озадачен: ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так вольно, и, простите уж, беспардонно мешал разные стили и школы! Позвольте полюбопытствовать, кто вам ставил руку? –

Вопрос был опасным. Не приходилось сомневаться что Корф, великолепный знаток фехтовальной науки, отлично знает все существующие в Европе школы фехтования. О том, что встреча примет такой оборот, Олег Иванович не подумал. Он не сомневался, что Никонов уже успел поведать барону о его мнимом участии в войне Серевра и Юга – и теперь прииходилось лихорадочно выдумывать верную линию поведения в этой щекотливой ситуации.

– Ну вы и скажете, барон, какое там "ставил"! – нашелся наконец он. – Так, случалось брать уроки у одного мексиканца, а они все помешаны на клинках и фехтовании. У нас-то холодное оружие не слишком уважали – я имею в виду, в армии аболиционистов. –

– Право же? – удивился барон. – Хотя я что-то в этом роде слыхал. Вроде бы ваши кавалеристы предпочитали доброму клинку пальбу из револьверов. Даже атаковать в строю толком не научились – скакали, как наши казачки, лавой? А вы, простите, по какому роду войск служить изволили? –

Вопрос был с подвохом. Объявить себя кавалеристом – значило засыпаться сразу и бесповоротно; Олег Ивановичу случалось ездить на Бородино в составе одного из "конных" клубов, но изображать из себя кавалериста перед натуральным конногвардейцем? Нет, так далеко его наглость не простиралась.

С артиллерией тоже рисковать не стоило. Олег Иванович, разумеется, имел представление об этом роде войск – но лишь самое общее, да к тому же, касавшееся совсем иных времен. А Никонов, как моряк, не мог не разбираться в пушечном деле. Нет, надо было придумать что-то такое, в чем ни один из собеседников не разбиратся вовсе… есть!

– Боюсь, барон, со знатокками моего рода оружия вам встречаться не приходилось, – ответил Олег Иванович. – Я, видите ли, служил в отряде рейнжеров, снайпером. Так у нас называли стрелков, обученных особой манере стрельбы.

– Снайпером? –переспросил Никонов. – Никогда не слыхал. Есть, правда, английское " snipe " – бекас. Но птичка-то здесь при чем? –

А при том, лейтенант, – ответил Олег Иванович чуть-чуть снисходительным тоном, – при том, что бекас – птичка малая и шустрая. И на лету меняет направление, как пожелает, угадать, куда она свернет, да еще и подстрелить – не всякому дано. Вот лучших стрелков и прозвали – "снайперы", сиречь "бекасиники".

– Вот как? – заинтересовался барон. – а вы, выходит, изрядно стреляете? –

Не жалуюсь, – кивнул Олег Иванович. Он, и правда, недурно стрелял из охотничьего карабина и СВД. – Вам, барон, конечно, приходилось видеть ружейные телескопы? –

Винтовка Стивенса с телескопическим прицелом.

Фехтование было забыто. Следующие полчаса все трое провели в кабинете барона, неспешно потягивая коньяк и обсуждая премудрости снайперского дела. Боясь засыпаться на каких-то неожиданных деталях, Олег Иванович старался огорошить собеседников вещами, по определению им неизвестными – и принялся рассказывать о накидках "гилли", тактике снайперских двоек, стрелковых засадах, охоте за офицерами и артиллерийскими наблюдателями. Вопросы сыпались градом, и Олег Иванович с ужасом понимал, что все глубже погружается в дебри военной науки, отстоявшей от текущего, 1886 года не менее, чем на пол-столетия. Он явно наговорил лишнего – но успокаивал себя тем, что сведения, нечаянно выданные отставному, немолодому уже конногвардейцу, не сыграют особой роли. Да и войн особых пока не предвидится; а к следующей большой войне, китайскому походу, Корфу будет уже далеко за 50 – и он, конечно же, не сможет, да и не захочет скорее всего, пустить в ход нечаянно подслушанные секреты из будущего…..

А беседа тем временем продолжалась: спрашивал по большей части барон. Никонов же отмалчивался, оговорившись незнанием тонкостей сухопутного военного дела. Однако ж от Олега Ивановича не укрылось то, сколь заинтересованно внимал лейтенант его словам. Пару раз на лице Никонова появлялось озадаченное выражение – но он воздерживался от вопросов, предоставив инициативу конногвардейцу. И все равно – у Олега Ивановича осталось сильнейшее ощущение недосказанности. Словно бы, столь непринужденно начавшийся разговор обязательно будет иметь продолжение – причем самое неожиданное…

Совесть Никонова была неспокойна. По всему выходило, ч то он коварно расставил гостю ловушку – да еще и в сговоре с хозяином клуба. Столь беспардонно воспользоваться неосведомленностью приезжего было, разумеется, поступком предосудительным – такое подобало жандарму, а не офицеру флота.

С тонняги Корфа спрос невелик – недаром, кое-кто из общих знакомых называл Корфа и Никонова Портосом и Арамисом, сетуя, что для этой парочки не нашлось Атоса и дЄАртаньяна. Добродушный барон всецело доверял лейтенанту , полагая его хитрой лисой и умницей; тот старался не разочаровывать друга.

В свое время барону случилось понюхать пороху – гвардия сопровождала Государя на Балканы. С тех пор служба его пртекала по большей части в Петербурге, но полученные на турецкой войне уроки Корф усвоил крепко.

Конная гвардия

Гвардия быстро наскучила барону. Во время поездки в Европу он увлекся классическими школами фехтования, склонность к которому приобрел еще в бытность свою кадетом. Выйдя в отставку, Корф принял должность преподавателя атлетики и фехтования в Морском корпусе; там он и встретился впервые с Никоновым, тогда еще – гардемарином.

Урок фехтования в кадетском корпусе

Их знакомство было возоблено много позже, когда Никонов, вернувшись с Дальнего Востока, перешел на работу в Морской Технический комитет – и скоро приятельство переросло в дружбу. Год спустя барон перебрался в Москву, где и открыл атлетический клуб; и, когда Никонов по служебным делам отправился в Первопрестольную, то первым делом нанес визит старому товарищу. С тех пор лейтенант дважды в неделю посещал клуб барона, а после занятий вел длинные беседы за коньяком и кубинскими сигарами, до которых Корф был великий охотник.