Alphard Македонская) - Мы не..мы

Жизнь продолжалась, и мне волей-неволей пришлось двигаться дальше. Закончились университетские дни, началась работа, появились новые люди, и постепенно мой мир наполнился тихой и спокойной радостью. Хотя вытеснить сосущую тоску не удалось никому, даже девушке.

Сейчас тебе должно быть двадцать пять. Интересно, куришь ли ты еще? А руки… какие у тебя сейчас руки? Боже, я ведь не узнала этого и теперь уже никогда не узнаю.

Я провожу пальцем по твоей фотографии. Который раз я так делаю? Сотый? Не знаю… Звучит смешно, но когда я перебирала старые вещи и нашла твою фотографию, моя девушка захотела выбросить ее. Я не позволила. Она поставила мне ультиматум, и я сделала свой выбор… Сейчас в моей квартире так свободно, так пусто — почти все вещи принадлежали ей.

Все, что осталось у меня — это фотография с мягкими углами. Сколько времени я смотрю на нее?

========== Др. 13 ==========

Ты знала обо мне. О том, что я чувствую. О том, что я думаю. И дело даже не в том, что когда-то об этом судачил весь наш поток. Тебе хватило одного взгляда, чтобы понять. Я не знаю, что именно увидела ты тогда в моих глазах, но слабая улыбка, на пару мгновений тронувшая твои губы, ясно дала знать, что ты не будешь ненавидеть меня.

Я помню тот день до мелочей. На тебе была короткая темная юбка и белая блузка. Очки делали из тебя плохую учительницу, а сапоги на высоких каблуках добавляли капельку — капельку ли? — разврата в твой образ. Все люди, не знавшие тебя, постоянно думали, что ты недалекая и ветреная девушка. Моя подруга недвусмысленно усмехалась каждый раз, когда ты проходила мимо, а я в немом восхищении смотрела тебе вслед.

Тот день… После взгляда, пронзившего меня насквозь, я долго не могла нормально дышать. Мои мысли больше были похожи на ураган. Целую пару я тогда просидела как на иголках. Я не писала лекцию, я не слушала преподавателя. Мне казалось, вокруг меня ничего не происходит, на самом деле все это обман, декорации, не более. Но когда на перерыве ко мне подошла ты…

— Можно с тобой поговорить?

Эта улыбка. Этот голос. Этот взгляд.

— Лучше не надо.

Лучше не надо.

Сейчас я сижу в придорожном кафе и вспоминаю все это. Зачем? Столько времени уже прошло. Не могу сказать, что я сожалею о своем ответе. Иногда лучше не знать.

Скоро кафе закроется, да и я осталась здесь единственным посетителем. На улице прекрасная летняя ночь и дорога, ведущая куда-то. Конечно, мне предлагали на ночь остаться здесь, на втором этаже, все равно там тихо и занята лишь одна комната, но я отказалась. Осталось только допить уже холодный чай и отправиться в дорогу.

Кто-то прошел позади меня, случайно задев плечом. Я на автомате обернулась.

Лица коснулся сигаретный дым.

— Ты остановилась здесь? — услышала я голос, доносившийся до меня словно бы издалека.

Ты затушила едва начатую сигарету и бросила ее, одинокую, в пепельницу умирать. Чуть склонив голову набок, ты скрестила на груди руки и улыбнулась.

— Может, наконец-то поговорим?

Головная боль была страшной. Морща брови, я с трудом открыла глаза. Когда картинка стала четкой, я сделала над собой усилие и осмотрелась. Кафе уже закрылось, но меня не выгнали. Кто-то любезно набросил на мои плечи куртку. Надо же было умудриться заснуть за стойкой.

Рядом со мной стояла пепельница, в которой дотлевала единственная сигарета.

========== Др. 0 ==========

Кончики пальцев болели. Я только что затушила ими горящую бумагу. Сердце, еще пару мгновений назад колотившееся как бешеное, уже спокойно выстукивало свой ритм, пока я с горечью смотрела на свои серые от размазанного пепла пальцы.

Запах паленой бумаги был уже везде: на моей одежде, возле стола с небрежно разбросанными карандашами, на пальцах. Мне не хотелось двигаться, мне не хотелось идти к окну, открывать его, проветривать комнату. Мне хотелось, чтобы портрет, нарисованный мной, сгорел дотла, но я не позволила этому случиться. Нос, губы, скулы — все это осталось нетронутым, зато глаза, смотревшие с к в о з ь меня, в меня, м и м о меня, глаза, в которые я так боялась смотреть, теперь больше не будут заставлять меня сгибаться, словно от побоев.

Но почему же это чувство не проходит?

Я перевожу взгляд на то, что некогда было твоим портретом. Обугленные концы бумаги выгнулись от боли, пропитавшей этот рисунок.