Том Уикер - На арене со львами

— Спасибо. А вы,простите, кто?

— Ларри Гласс. Работаю на телевидении у Бена Блейки.

Гласс сел по другую сторону прохода, нагнулся и задвинул портфель под сиденье. На затылке у него тоже был налеплен порядочный кусок пластыря.

— Гласс раньше у нас сотрудничал,— сказал Френч,— покуда не пошел в гору. Чего это у тебя с башкой, а, Ларри?

Гласс мелодраматически скривил лицо; это не вязалось с его хорошо поставленным, рокочущим голосом. Волнистая прядь волос упала ему на лоб, аккуратно прикрыв нашлепку, и завилась в локон.

— Продюсер считает, что у меня слишком высокая линия волос. Говорит, будто мой лоб отбрасывает блики света и я выгляжу, как знаменитый Стрейнджлав на киноэкране.

«Электра» ползла сквозь ночь к отдаленной взлетной полосе. Морган с облегчением заметил, что самолет по крайней мере не набит битком. Когда все места бывали заняты, ему неизменно казалось, что при взлете такую тяжесть не одолеть.

— Пришлось согласиться на пересадку волос, это теперь ловко делают,— сказал Гласс.— Берут полоску с затылка и приживляют на лбу, причем не нужно даже прерывать выступлений, ведь в случае чего пластырь можно замазать гримом. И само собой, когда я стану весь новенький, этот мошенник Блейки вообще не пустит меня в эфир из страха, как бы на мою долю не досталось больше славы, чем остальным.

— Выходит, можно выращивать шевелюру специально для телевидения?

Френч глянул на Моргана с комическим недоумением.

— Эх, брат, если хочешь что-то получить, надо чем-то и поступиться.— Гласс подмигнул.— Если, конечно, нельзя как-нибудь иначе выкрутиться. Вы не на похороны Андерсона летите, ребята? — Оба кивнули.— Я работал над вашим сообщением, Рич, и вот, едва у меня стало получаться что-то стоящее, продюсер послал меня к черту на рога.

Френч выпрямился.

— Какое еще сообщение?

— Насчет Хинмена.

Гласс встал и снял пиджак. На нем были ярко-красные подтяжки в два пальца шириной, голубая рубашка и галстук в горошек.

— Что именно насчет Хинмена?

— Черт, я был уверен, что уж ты-то знаешь. Хинмен назначен директором ЦРУ, представляете? Рич дал этот материал в утренний выпуск, а мы в одиннадцать подробно комментируем его в новостях.

— Вот дьявол, как бы мне отсюда выбраться!

Но едва Френч рванул ремень, угрожающе взвыли моторы, огромная машина описала полукруг и, охваченная яростной дрожью, ухнула на взлетную полосу, будто слон, который рушится на колени.

Еще один только раз, беззвучно молил Морган своих тайных богов. Он с такой силой стиснул зубы, что у него заломило в висках.

— Ах ты дьявольщина! — сказал Френч.— Тут сенсационная новость, а меня из-за какой-то малости несет невесть куда. Почему вы мне раньше не сказали?

Он свирепо уставился на Моргана.

— Да я как-то не подумал.

Френч совсем не умел скрывать свои чувства, но Моргану было не до Френча. Он даже не возмутился, что похороны Андерсона называют малостью. Стараясь не смотреть за окошко, в которое хищными когтями скребся дождь, он посылал летчикам страстное заклинанье: «Поднимайте машину, дьяволы. Поднимайте, ну!» «Электра» все тряслась и подскакивала на взлетной полосе, под потоками дождя. Она чует неладное, думал Морган, чувствует, что легкости не хватает для взлета.

— Немудрено, для вас это дело привычное,— сказал Френч.— Противно, что в этом городе вся информация достается одной-единственной газете, как будто, черт побери, в стране других нет.

Ничего, мрачно уговаривал себя Морган. Пусть наконец пробил его час. Это ничего. Ричи обеспечен, получит солидную страховку за отца. А сам он хорошо потрудился, но и его судьба не обошла, грех жаловаться. Какая разница, когда предъявят счет, теперь ли, позже ли. Ну же, поднимайте! — все-таки молил он, а «Электра», рыча, все катила вперед сквозь дождь.

— Хинмен! — сказал Френч.— Допустить, чтоб такой материал достался одной газете! Болваны!

Энн позаботится о Ричи. В одном Энн отказать нельзя: о Ричи она всегда заботилась. Морган почувствовал, как слабеет наконец хватка асфальта, как, содрогаясь, бурно набирают силу моторы и пропеллеры яростно вгрызаются в зыбкую стихию дождя, тумана, тьмы, стихию, которой вверена теперь его жизнь. Он уперся взглядом в спинку переднего кресла. Поднимайте! Поднимайте ее!

— А где ж грудастая? — спросил Гласс.— Пора открывать бар.

— Похоже, при такой погоде девочкам и ремни остегнуть будет некогда,— сказал Френч.

Морган заставил себя вернуться к мыслям об Энн, хотя все уже было думано и передумано тысячу раз. Его в особенности тревожило то, что она так враждебно настроена; если б только она сумела примириться, принять все, как есть, в ее жизни и его, довольствоваться тем, что все-таки есть между ними, и не требовать большего. Но нет, непременно ей надо придираться, колоть его, выводить из равновесия при всякой возможности. Отчасти он это заслужил, что греха таить, но такое непримиримое ожесточение — это уж чересчур, она же знает, как он старался наладить отношения, и, во всяком случае, не он задумал уйти и кому-то другому.

Резкими толчками, рывками «Электра» набрала высоту, пошла ровнее, и Морган увидел, как погасла надпись «пристегните ремни». Опять пронесло, назло всему. Он расслабился и почувствовал, что весь взмок от пота. Когда-нибудь настанет расплата. Морган с облегчением отметил, что Френч, кажется, не обратил внимания на то, что с ним творилось. Впрочем, Френч был вообще не из тех, кто обращает внимание на то, что творится с другими.

— Да, я должен был сказать вам про Хинмена,— произнес Морган так, словно разговор не прерывался,— но у меня все мысли были заняты Андерсоном, и я как-то не подумал.

— Глупости, ничего вы мне не должны. Зато Рею Биллингсу я выложу все, что о нем думаю, дайте только добраться до телефона.

— Забавно, что так совпало,— сказал Морган.— В тот самый вечер, когда умирает Андерсон, на поверхность снова вылезает Хинмен, да с таким шумом и треском, какого еще не бывало.

— Для меня лично ничего забавного тут нет,— сказал Френч.

По проходу меж кресел мелкими шажками приближалась рыжая стюардесса.

— Вам не принести ли чего выпить?

Моргана восхитил ее деланный южный говорок — эта второразрядная авиалиния, не зная, чем заманить пассажиров, сделала традиционной приманкой мифических южных красоток. Он размышлял, сказать ли Френчу, что Биллингс ни о чем не проговорился. Если сказать, выйдет, будто Морган похваляется своей профессиональной хваткой, а если нет, Биллингса будут винить в том, чего он не заслужил. Все же, если Френч будет считать, что утечка информации совершилась намеренно, тщеславие его пострадает меньше, даже утвердит в нем чувство, что он жертва козней необоримого врага. Что ж, видно, придется пострадать Биллингсу.