Том Уикер - На арене со львами

Словом, на такого человека у Мертл Белл, надо отдать ей должное, был абсолютный слух. Она различила бы его голос со всеми тончайшими модуляциями даже в громе духового оркестра, наяривающего на площади туш осенним днем, под рев ветра. Да иначе и невозможно ей было бы существовать, ибо еженощно, при любой погоде и при любом правительстве в разных концах Вашингтона от «Конститьюшн-Холла» до Тридцать пятой улицы в Джорджтауне, не говоря уж о загородных домах под Вашингтоном, и в центре округа Монтгомери (подальше от пегритянского духа) происходит одновременно с десяток таких раутов, и на них появляются десятка два ловкачей, добивающихся ее лестного внимания.

В одном доме это молодой мелкий чиновник; у него в брючный ремень вмонтирован миниатюрный радиотелефон; в заранее условленный миг, как раз после мясного блюда, он начинает сигналить, и хозяйка любезно разрешает гостю воспользоваться для неотложного секретного разговора телефоном наверху,— а она, как ему известно, поставляет сведения Мертл Белл.

Или в концертном зале, перед самым началом банкета, некий интересный мужчина вскользь заметил, что вынужден будет уйти пораньше, он завтра на рассвете отбывает в Цюрих— «совещаться с гномами». Он бы с удовольствием объяснил о чем, но, честно сказать, тут как с мировой валютной системой: никто толком не понимает, про что идет речь, кроме одного незаметного служащего в министерстве финансов Соединенных Штатов и одного престарелого «чинуши» в Английском банке, да и те толкуют вопрос по-разному. Попадет ли острота интересного мужчины в колонку Мертл Белл с подзаголовком «Меткие фразы», зависит главным образом от того, верно ли был избран собеседник и верно ли был избран банкет.

Самый знаменитый за последние годы трюк в этом роде — но только с непредусмотренным катастрофическим исходом — проделал один ловкий сотрудник ведомства национальной безопасности: он прямо из-за стола сбежал со званого обеда на замминистерском уровне, во всеуслышанье объяснив, что забыл убрать в сейф папку со сверхсекретными документами. Назавтра же об этом, естественно, узнали все — прочли у Мертл, потому что многообещающий сотрудник был одним из самых рьяных вашингтонских деятелей со времен президентства Рузвельта, а Мертл Белл работала с безошибочностью электронно-вычислительной машины, которая в ФБР определяет отпечатки пальцев; с утра обозвонив полгорода, она легко выделяла нужные линии и извивы среди любого сборища мужчин в смокингах и светских дам.

Но кроме того, Мертл была настроена еще и на другую волну, и это тоже отлично знал Морган. Умная и циничная стерва, она начало своей карьеры заложила в постели некоего любвеобильного сенатора — тогда в сенате за закрытыми дверями шла большая драка, и он еженощно доставлял ей все новейшие подробности. Так она издавна усвоила ту истину, что человеческая деятельность теснейшим и многоразличным образом связана с половым инстинктом.

Точно тренер, подбирающий игроков в бейсбольную команду, Мертл постоянно искала новые таланты, и прежде всего она спешила увидеть — это она сама рассказывала Моргану, как коллега коллеге, на банкете в одном посольстве, где была невообразимая скучища и даже красноватые сурочьи глазки Мертл Белл остекленели от тоски и алкоголя,— она хотела увидеть, чьи зрачки загорятся хищным блеском, провожая хорошенькую женщину, когда та выходит из комнаты, зазывно качнув бедрами. «Непреложное правило,— пьяно толковала Мертл, отделенная от него своим сильно выступающим бюстом, когда они топтались среди других пьяных пар под свирельные звуки знаменитого фокстрота.— Непреложное. Тот не политик, у кого с этим делом неладно».

Это признание Морган услышал от Мертл через несколько лет после того, как к вящему своему удивлению прочел однажды ее заметку, из которой следовало, что она напала на след новой «интересной пары». Он тогда был никому не известным молодым репортером, а Хант Андерсон заседал в сенате только второй год. И вдруг он прочел такие строчки в типичном для Мертл напыщенно многозначительном стиле:

«Вчера вечером очаровательная миссис Хант Андерсон поставила организационный комитет столичного благотворительного общества перед затруднением. В последнюю минуту выяснилось, что ее супруг, один из серьезных и деятельных молодых сенаторов новой формации, не сможет сопровождать ее на устраиваемый обществом бал, так как должен произрасти в сенате речь вместо внезапно заболевшего старшего коллеги. Спрашивалось, можно ли миссис Андерсон, длинноногой брюнетке с такой фигурой, что другим сенаторским женам остается только плакать от зависти, приехать в сопровождении холостого секретаря своего мужа. У комитета не нашлось возражений против секретаря, и эта пара протанцевала весь вечер вместе с другими активистами общества, ничем не омрачив веселья, каковым неизменно славятся их сборища».

Сообщение это, Морган помнил, помещалось у Мертл где-то в конце ее колонки, но уже само то, что оно в ней было, вызвало недоумение, так явно оно выделялось своей незначительностью на фоне примечательных событий и видных персонажей. Его появление можно было объяснить трояко. Либо это могла быть со стороны Мертл услуга за какую-нибудь услугу, бывшую или будущую, ибо таково уж оно, репортерское ремесло. От этого предположения Морган отказался еще утром, когда завтракал, колупая вареные яйца, которые у Энн, как всегда, сварились вкрутую,— ведь Андерсоны совсем недавно в столице и наверняка еще не пользуются вниманием в высоких сферах.

Либо же ненасытная Мертл Белл могла почуять в Ханте Андерсоне будущего победителя. Это объяснение Морган сначала был склонен принять, но потом тоже отверг; проезжая в троллейбусе мимо Белого дома, он пришел к выводу, что Хант Андерсон, конечно, знает, к чему стремится, однако это талант не во вкусе Мертл Белл. Кроме того, здраво рассуждал Морган, если бы Мертл хотела просто поощрить еще одно юное дарование, она подобрала или изобрела бы для него более выигрышную роль, а не изображала бы его безо всякого ореола просто добровольным заместителем какого-то старого занемогшего болтуна.

Нет, тут Кэти Андерсон «поставила комитет перед затруднением». Теперь те сенаторские жены, которые до сих пор не замечали Кэти Андерсон, обратят на нее внимание, и в дальнейшем от них можно будет услышать если и не плач и стенания, то по крайней мере зубовный скрежет.

Но когда Морган вышел из троллейбуса на Индепенденс-авеню против входа в Капитолий, все это, вместе взятое, подсказало ему третье возможное объяснение: очевидно, Мертл Белл в бесконечной премудрости и прозорливости своей на скачках жизни выбрала не Ханта, а Кэти Андерсон, усмотрев в ней тот многообещающий талант, каким Мертл любила оказывать поддержку, дабы потом, в расцвете успеха, пожинать плоды своей предусмотрительности.