Admin - i 77717a20ea2cf885

Уже? А я читала, что после первых таких занятий болит всё: и руки, и ноги, и задн... поясница, простите... Васюта круто разворачивается и идёт к оружейному сараю.

- Стреляем, - бросает он из-за спины.- Ян, луки готовь! -

Сэр Майкл меж тем привязывает Лютика к коновязи, рядом с конём-огнём.

- Постойте, - спохватываюсь я, - а где же мне его держать? И как за ним ухаживать? И... - у меня снова горят щёки - сколько это...

...стоит, хочу спросить. Судя по всему, купил-то эту лошадку он. И седло, и упряжь... а у меня - ни копья денег.

- Не забивайте свою хорошенькую головку такими пустяками, - отмахивается сэр. - Ваша задача сейчас - научиться держаться в седле хотя бы час-полтора непрерывно. Сосредоточьтесь на этом. - Он подсаживается рядом. - Я помещу Лютика на своей конюшне и буду приводить для ежедневных занятий.

И снова я зависаю, утонув в этих глазах. И ямочка на подбородке такая милая...

- Пройдёте в дом, сэр Майкл? - подскакивает Янек, и я выпадаю из ступора.

- Нет, я подожду здесь.

Он непринуждённо вытягивает ноги, умудряясь притом сохранять безупречную осанку, и Янек успевает принести ему квасу, прежде чем Васюта свирепее обычного за нас принимается.

А у меня в уме прокручивается: "Не забивайте свою хорошенькую головку такими пустяками..." Неужели ещё сохранились такие вот... сэры? Да я всю жизнь мечтала, чтобы кто-то взял - и подумал за меня, всё решил, разрулил, сделал, уберёг. Пусть даже он при этом будет занудой.

Головка моя хорошенькая забита не тем, чем нужно, и потому я невнимательна. То и дело мажу. Стою не так. Роняю стрелы. Васюта уже начинает порыкивать; Янек молча сочувствует. Наконец мне удаётся сосредоточиться, и я всаживаю в центр две стрелы чуть ли не одна в одну. Но, оказывается, опять нарушаю стойку.

Васюта жёстко правит мне плечи, и, видать, не сдержавшись, энергично встряхивает. В спине у меня вдруг что-то громко хрустит. Боль впивается в шею, я вскрикиваю. Одновременно подкашиваются ноги, как будто кто-то ударил под коленки.

Почему-то сами собой разжимаются пальцы. Я пытаюсь перехватить лук, но земля чересчур быстро летит навстречу. Меня рывком тянет вверх, мелькает белое лицо Васюты, затем я вижу только небо. И зависаю в нём, забывая дышать.

Небо сменяется рассерженными серо-голубыми глазами. В них пляшут всполохи и мечется синее пламя. В них тонет время и рождаются вселенные.

Опять зависаю...

Тёплая ладонь закрывает мне веки. Я слышу успокаивающий голос, но не понимаю ни слова, только узнаю латынь. Слова обволакивают, не задерживаясь в памяти.

Во лбу меж бровей расцветает медуза, прорастает в голову, вонзает щупальца в позвонки и выпивает боль. Я чувствую, что плыву. Меня несёт сквозь синие волны, ультрамариновый океан, солнечный свет.

Я выплываю. Покой. Тишина. Боли нет. Шевелю пальцами - они снова послушны.

Надо мной озабоченное лицо сэра Майкла, чуть выше - резные балясины крылечка, ещё выше - стропила крыши... Моя голова, по всей вероятности, у него на коленях. Он бережно гладит меня по волосам и тихо выговаривает Васюте. Тот угнулся, ручищи стиснуты в замке на затылке. У Янки, что жмётся неподалёку, вздрагивают губы.

- Дурак, - говорит Васюта глухо, - старый пень, ведь чуть не убил...

- Теперь вам нужно очень сильно постараться, чтобы она вас простила, - сухо сообщает сэр Майкл. - Женщины не любят, когда им ломают шею. Особенно из ревности.

Я в ужасе закрываю глаза.

Мне только что свернули шею.

... Из ревности? Да мы едва знакомы!

Васюта тихо и яростно что-то шепчет.

Завис...

Тычется, как Чёрт мордой в окно, какая-то светлая мысль, какое-то воспоминание. И, несмотря на пережитый ужас, я вдруг чувствую, что от сердца по телу расходится тёплая радостная волна. У меня есть своя лошадь! Маленькая хорошенькая рыжая лошадка! Моя собственная!

Пусть даже Васюта утверждает, что это конь.

***

Сэр Майкл всё ещё гладит меня по голове, как ребёнка. Наконец, видит, что я пришла в себя, и немедленно пресекает поползновения подняться.

- Терпение, дорогая, не пытайтесь встать сами. - Голос ласков, взгляд лучист и безмятежен, как будто не он только что метал громы и молнии. Сэр пытливо смотрит мне в глаза, кладёт ладонь на лоб. Я щурюсь и хочу отвернуться, потому что голубые всполох, исходящие от него, учащаются и слепят, да, вдобавок, совсем уж ощутимо щекочут.

- Видите что-то необычное, - говорит сэр Майкл утверждающе. Ну, да, только в толк никак не возьму, что же это такое. - Не пугайтесь, это лечебная аура.

Часть огоньков, коснувшись меня, рассыпается и гаснет, слегка покалывая, как искры от бенгальского огня.

- Вам лучше?

Осторожно киваю, непроизвольно тянусь к шее. Нет, не больно.

- Почему вы молчите? - обеспокоенно спрашивает он. - Что-то не так?

Хочу ответить, но закашливаюсь: ощущение, будто в горле что-то застряло. Сэр подхватывает меня под плечи, под колени... и поднимается со мной на руках.

- Ян, - говорит этак легко и непринуждённо, как будто не даму весьма тяжеловесную держит, а грудного младенца, - проводи нас. Где её комната?

В светлице он осторожно укладывает меня на кровать.

- Позвольте, я просканирую вас. Нужно выяснить, что мешает вам говорить.

Да сколько угодно. Не знаю, сэр, что входит в ваше определение "сканировать", но вряд ли вы держите камень за пазухой. Если это означает лишние минуты нашего общения, я не против.

Его ладони скользят надо мной, не касаясь. Лицо, шея, ключицы... гм, грудь... И снова разбегается щекотинка, только на сей раз изнутри: от шейных позвонков уходит к лопаткам, проходит сквозь лёгкие, снимает в горле спазм.

- Вот теперь всё, - заключает сэр Майкл. - Я хотел бы уточнить: который у вас день пребывания в нашем Мире?

Видимо, я всё ещё торможу, потому что он переводит вопросительный взгляд на Яна.

- Четвёртый, - быстро отвечает тот.

- Нужно бы дать вам отдохнуть до завтра, - задумчиво говорит сэр, - но время дорого. Мы с вами успеем сделать ещё один выезд. Думаю, часа четыре на восстановление сил вам хватит, леди... Ванесса, - он выдерживает лёгкую паузу перед моим именем, - затем можете вставать. Мы с Лютиком навестим вас вечером, после шести.

Он осторожно пожимает мне ручку, и я отключаюсь.

Просыпаюсь, должно быть, через пресловутые четыре часа и слегка на взводе. Замечательно, что меня спасли, заботой окружили, но в сон загружать, не спросясь - это уже перебор. И так уж мною вертят все, кому не лень, передают с рук на руки, направляют, указуют, словно я несмышлёныш какой-то. Впрочем, так и есть. Опыт выживания у меня нулевой, способности - нулевые, а наработки взрослой самостоятельной жизни можно смело похерить, как бесполезные в здешних условиях. Это амбиции бунтуют, а здравый смысл велит: смириться - и благодарить.